Книга Центурион - Саймон Скэрроу

— Да, язви тебя, ты не ошибся! — рявкнул со смехом Макрон. — Ладно, иди уже! Занимайся собранием.

— Слушаю, мой господин! — с широкой улыбкой отсалютовал Катон и поспешил ретироваться.

Макрон смотрел, как он пробирается через отряд ауксилиариев, просеивающих не до конца испорченные корзины с зерном. Несмотря на бедовый нрав друга, за Катона он был счастлив и от души надеялся, что у них с Юлией все же есть будущее.

— Если уж на то пошло, — пробормотал он себе под нос, — нужна же парню, забодай меня петух, хорошая мохнашка.

Правитель Вабат чопорно восседал на своем временном троне в окружении четверых телохранителей. Перед троном полукругом стояли кресла, и когда число собравшихся завершил наконец Балт, венценосец сделал кивок Термону.

Царедворец откашлялся.

— Центурион Макрон! Венценосец желает знать причину, по которой ты настоял на столь срочном созыве данного собрания.

Макрон встал и на секунду преклонил перед Вабатом голову.

— Извольте. — Прежде чем заговорить, он оглядел помещение, убедиться, что все смотрят на него с вниманием. Из сидящих здесь все были не менее измотаны, чем он сам, проведя ночь или в тушении пожаров или, как Балт, на защите стен. Кашлянув, Макрон начал:

— Почтенное собрание. Мы все стоим перед непростым выбором. Перед решениями, которые нам и принять, и осуществить надо не мешкая.

— Что такое? — сердито перебил с места Крат. — Что произошло?

— Сейчас я к этому подойду, — ответил с ноткой раздражения Макрон, — если вы проявите учтивость меня выслушать.

Крат нахмуренно пошевелился в кресле и, властно скрестив на груди руки, кивком выразил согласие.

— Благодарю, — продолжил Макрон. — Как некоторым из вас, вероятно, уже известно, этой ночью зажигательные снаряды неприятеля сожгли зернохранилище. Мы спасли что могли. Но при скудном имеющемся запасе воды, как подсчитал мой заместитель префект Катон, при текущей норме раздачи оставшихся запасов у нас хватит на два дня. А то и меньше, если повстанцы нынче подвергнут нас еще одной бомбардировке. Вся оставшаяся в наличии вода уйдет на борьбу с огнем. Но и при этом запас ее будет израсходован вчистую еще до того, как мы справимся со всеми возгораниями. Разумеется, можно дополнительно урезать рацион зерна и воды, но это даст нам отсрочку в лучшем случае на несколько дней, а наши люди окажутся значительно ослаблены, если им вдруг потребуется встать на защиту цитадели.

Макрон сделал паузу, чтобы его слова оказались осмыслены, и в это время ему задал вопрос Термон:

— Так что ты предлагаешь делать, центурион?

— Выбор действий столь же невелик, сколь и прямолинеен. — Макрон взялся загибать пальцы. — Первый: обсудить условия сдачи. Второй: урезать рацион и стоять до конца, прежде чем сдаться или погибнуть с оружием в руках.

— Сдаться мы не можем, — вклинился Балт. — Артакс со своими приспешниками убьет и венценосца, и меня, и большинство здесь присутствующих. Мы должны продолжить борьбу.

— Постой, — подал нетерпеливый голос Крат. — Римлянин сказал, что мы можем вступить в переговоры о сдаче. Можно попробовать выторговать себе вполне сносные условия. Князь Артакс знает, что при взятии цитадели его потери будут очень велики. Если же мы сдадимся и оставим пределы царства ему в угоду, он, конечно же, даст нам уйти отсюда живыми. Во всяком случае, некоторым из нас.

— Вероятно, тебе? — Балт не скрывал своей желчной насмешки. — Думаю, ни для кого не секрет, какую участь мой драгоценный братец уготовил мне. Уж я-то у него точно не уцелею. Так что премного благодарен.

— И что же? — вознегодовал Крат. — Прикажешь всем нам оставаться здесь и умереть с голоду?

— Нет, — качнул головой Балт, поворачиваясь к Макрону. — Есть и третий путь, римлянин.

— Я знаю, — сказал Макрон. — Мне лишь хотелось посмотреть, какой будет отклик на первые два.

— Третий путь? — с медленной величавостью произнес правитель. — Каков он? Говори, римлянин.

— О венценосец, мы могли бы выслать из города беженцев и использовать сбереженный за счет этого рацион, пытаясь продержаться до подхода проконсула Лонгина. Если же запас иссякнет, а мы так и не дождемся, то нам придется вернуться к первым двум.

Воцарилась глубокая тишина, после чего поднял голову Крат и, покачав головой, сказал:

— Но ведь их наверняка перебьют?

— Возможно, — согласился Макрон. — Но они умрут и в том случае, если будут досиживать в цитадели. Их уничтожит если не штурм неприятеля, то неминуемый голод. А в случае взятия твердыни им все равно предстоит погибнуть вместе с нами. Так что им остается или гибель здесь, или хоть какая-то возможность укрыться в городе. Жертвуя ими, мы, по крайней мере, обретаем несколько дополнительных дней.

Крат закусил губу.

— Понятно. Что ж, может, оно и к лучшему.

— Легко тебе говорить, — холодно усмехнулся Балт, вслед за чем в его глазах засветился недобрый огонек. — Конечно, надо будет избавиться от всех этих дармоедов и захребетников, чтобы пища досталась оставшимся воинам. Так, центурион?

Макрон кивнул.

— Вот и хорошо. В таком случае, мы избавляемся от всех ненужных людей: рабов и слуг венценосца, римского посланника с его свитой, а также дворцовых лежебок вроде тебя, Крат.

— Меня? — изумленно приложил руку к груди тот. — Нет, это неслыханно! Меня, одного из главных верноподданных венценосца! Меня, чье место подле него!

— Да? И какой от тебя прок, скажи на милость? Ты можешь стрелять из лука? Или ты владеешь копьем и мечом так, как это делают солдаты? А? Не слышу!

— Суть не в этом, — вознегодовал побагровевший Крат. — Венценосцу нужны дельные советники. И когда смута закончится, его царству для того, чтобы блюсти законы, судить и карать ослушников, вести торговлю и ремесла, как воздух понадобится верная, надежная знать — великая опора трона во все времена!

Балт мотнул головой:

— Венценосцу сейчас нужны воины, а не жирные деляги вроде тебя.

— Да как ты смеешь! — Крат возмущенно встал.

— Довольно! — унизанным перстнями кулаком правитель ударил по подлокотнику трона. Властный голос эхом отскочил от высоких стен залы, и тут же водворилась тишина. После успокоительного вдоха Вабат продолжил: — О том, чтобы выставить за стены цитадели кого-то из моей знати, не может быть и речи. То же самое и в отношении римлян. Сделать это — значит навлечь на себя всю карающую мощь Рима, едва лишь весть об этом донесется до его стен. Не остается ничего иного, кроме как со всей скорбью принять третий путь, предложенный нам центурионом. Это наименьшая из жертв, которой можно уберечь мой трон. Придется поступиться теми горожанами, что спасались здесь у нас.

К правителю с мукой в глазах обернулся Термон.