Книга Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз - Фредерик Дар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я всё знаю, поверьте. Всё! Я читаю ваши мысли как дорожные знаки. И потом, с некоторых пор ваше мещанское брюзжание мне стало привычным; вы всегда недовольны, вы умничаете, воображаете, привередничаете, крутите носом. Ненасытные, недовольные, мелочные. Ослы по призванию. Для вас достают луну, а вы говорите, что она не полная! Сколько надо терпения, чтобы угодить вам, банда хулителей! Сколько упорства, самоотверженности, самопожертвования! И слоновьей кожи, на которую капают ваши плевки, как из трубы центрального отопления. Надо научиться не бледнеть! Никогда не краснеть. Оставаться непроницаемым под вашими сарказмами, не верить вашим похвалам. Любить вас только ради самой любви, из братских чувств. Испить чашу терпения до самого вашего дна, канальи! Идти с высоко поднятой головой сквозь ваши едкие замечания, мусорники! Терпеливо сносить вас! Уверять вас в том, что у вас всё зарубцуется, фурункулы вы мои! Выбирать из вас тех, кто любит меня искренне, целиком, без остатка, по-настоящему, раз и навсегда. Тех, кто меня глотает не давясь, не отплёвываясь, как выпивают микстуру, как глотают ложку рыбьего жира. Тех, кому со мной хорошо и которые читают меня не по назначению врача. Вот их-то я и приветствую, с грустью. Обнимаю их. Обещаю, что мы никогда не расстанемся; мы будем стариться вместе, хиреть одновременно, и мы крякнемся хором. Превратимся в гумус! Станем азотным удобрением, держась за руки. Что до других, я знаю, что они ворчат в своём углу, шепчут проклятия, пускают зловонные пузыри, дрыгаются в своей тине. Они говорят друг другу: тут он всё же нагородил огород. Вы заметили, как он сразу отошёл от своих тайн? К примеру, трюк с сундуком! Бац — и он уже о нём не вспоминает. Трупы аргентинца и индуски — всё, тишина, молчание! Проехали! А испанская гостиница-скотобойня? Гуд найт! Аналогично с интриганами-массажистами-массажистками-мифологами. Он даже не задержался на них! Камиллу он подсунул Оскару, и она его там ублажает по полной программе. А две каюты с взаимозаменяемыми названиями, он и не подумал занести их в дело, негодяй! Этот Сан-Антонио скользит по уликам, как по банановым шкуркам! Он живёт в своё удовольствие на борту «Мердалора». Его затянула круизная атмосфера.
Честно говоря, меня даже не задевают придирки всех этих тёртых калачей. В их язвительности есть доля истины. В самом деле, я сгустил краски. Почему? Я вам объясню. Для этого расследования на корабле я располагаю временем и, в особенности, всеми фигурантами, которые замешаны в этом деле, понимаете? Не надо дёргаться: все действующие лица здесь, рядом, у тебя есть несколько недель, чего не бывает в обычных расследованиях.
Мне не понадобилось гнать события, достаточно было подождать их на повороте и пересчитать. Тем временем, может быть, я вам уже говорил выше, если нет, то повторю ещё, я изрядно подумал. Мой узор начал складываться. О боже, в нём ещё больше дырок, чем в швейцарском сыре, но всё же дело продвигается, мои цыпочки! Оно ещё не твёрдое, но уже и не жидкое. Вязкость уже ощутима. Нужно подождать, чтобы загустело.
И всё же, если от моей техники у вас волосы встают дыбом, купите себе бигуди и не мучьте меня! Поняли?
Если где-то появляется Берю, можно быть уверенным, что и Пинюш где-то недалеко. И впрямь вот и Старина. Я им оставляю Раймона, а также голубу-ассистента и отваливаю, не забыв условиться о встрече в музыкальном салоне, как решил капитан Александр-Бенуа Берюрье.
* * *
— О! Это вы? Опять вы? Ладно, входите, располагайтесь. Хотите сигару? Берите вот эту, маленькую, «О-Брион» от «Давидоффа», перед ужином — это просто волшебство! Я глотаю дым! Мои лёгкие пахнут гаваной.
Абей снова облачился в халат. Пышный, из темно-синего атласа с воротником-шалью из белого шёлка. Он прицепил два или три ордена Почётного легиона разных размеров. Нет ничего декоративнее (если позволите), чем эти награды! Да, у Наполеона всё же был вкус!
Камилла в кимоно, которое вполне могло бы сойти за японское, если бы оно не было от «Диора», разлеглась на софе в позе счастливой кошки животом вниз и покачивает ногой, как на картине Ван Донгена[102].
— Смотри-ка, — говорит она, — знаменитый Шерлок снова на тропе войны. Есть новости, комиссар?
— Немного, — отвечаю я.
Я показываю чек Абею. Судовладелец начинает дрожать. Он выдавливает нескончаемо: «О-о-о-о-о-о-о-о-о!» Его руки тянутся в судорожном движении. Он пускает слюну. Она стекает долго, серебрясь, изо рта, полного золота и дыр.
— О-о-о-о-о-о-о-о-о! — продолжает он.
Он вспотел от волнения, радости, ужаса. Он взмок. Он делает пипи на ковёр. Жидкость из него выходит через все поры, все отверстия.
— Ну, ну, в чём дело? — волнуется Камилла.
— Чек, чек, чек! — дрожит Абей.
Он обхватывает свои руки обеими руками, мнёт их, заламывает, превращает в резину.
— Значит, Бог меня любит! Он меня бережёт! Я Его дитя, Его любимчик, не правда ли? Это вы его нашли, Антонио? О мой малыш, мой дорогой, моя радость жизни! Мой желанный! Драгоценный! Моё спасение! Благославляю вас! Я вам заплачу! Вас наградят всеми знаками отличия! Я вас выдвину в гонкуровскую академию, нет, оно того не стоит, во французскую. На вас наденут шапочку, дорогой! У вас будет шпага, я её вам дарю! Золотую, с перламутровой головкой и чехлом, который связала моя жена! Я благодарю вас, я отдаю вам должное! Богу тоже! Я буду соблюдать пост по пятницам, буду есть только говядину, в крайнем случае баранину! Буду слушать молебен по радио за городом по воскресеньям! Буду праздновать Пасху в Пасху! О Всевышний, как велика Твоя воля! Как она подобна моей! Благословенный чек, священный! Не потеряйте его, дайте его мне, я позабочусь о нём: у меня есть сейф! Я спрячу его. Ему там будет хорошо! Внутри будет постоянно гореть лампа, обещаю. Я буду охранять его с ружьём! Я сменю шифр в замке, перемешаю комбинацию и забуду. Никто никогда её не узнает! Мой сейф мягкий! С кондиционером, водонепроницаемый: можно утопить, акулам он не по зубам. Что касается взломщиков, нате, выкусите! Ах, спасибо! Ах, как хорошо! Какое счастье! Какое блаженство, телесное и душевное! Радикальное! Полное! Ах, умереть сейчас же, сию секунду! Лопнуть как радужный пузырь на солнце. Перестать воспринимать жизнь! Моё наслаждение не кончается! Я стал непрерывным спазмом! Я вырастаю до бесконечности. Я буду звучать во всей вселенной! Мой оргазм кристальный. Моё наслаждение на краю небытия. Я прошу меня извинить, но мне нужно сменить трусы!
Он выходит.
— Оригинал в своём роде, не правда ли? — шепчет Камилла. — Какой прикол, ей-богу, стоило отправиться в этот круиз!
— Не такой уж он дурогон, как кажется, — говорю я, — у него бывают и минуты просветления, не так ли, малышка?
Осторожно она ждёт продолжения.
Я даю его немедля.
— Мои комплименты, малышка, ты меня поимела классно.
— Вот как? Когда и где?