Книга Просвещенные - Мигель Сихуко

Звезды в небе сияли так, будто устроили ей овацию.

Криспин Сальвадор. «Ай-Наку!» (последняя книга трилогии «Капутоль»)

* * *

По дороге в гостиницу мое такси останавливают на блокпосту. Пожилой водитель заметно дрожит и, опуская окно, накручивает на палец длинный завиток, растущий из родинки на щеке. Солдат в блестящем зеленом плаще, с которого потоками льется вода, нагибается и светит нам фонариком в глаза. Нижняя часть его лица закрыта маской.

— Права, пожалуйста.

Они с водителем о чем-то тихо переговариваются. Солдат отходит назад и стучит по капоту, дверца со щелчком открывается. Водитель оборачивается и с улыбкой говорит:

— Ничего страшного, они все такси обыскивают. Сегодня у дворца Малаканьян взорвалась машина.

Солдат громко захлопывает багажник.

— У вас резина лысая на запасном колесе, — говорит он, нагибаясь, чтоб взглянуть на нас. Лицо его в каплях дождя.

— Если понадобится, сойдет и такое, — говорит таксист. — На новое я еще не заработал.

— Придется выписать вам штраф и забрать права.

— А можно на месте оплатить?

— Можете попробовать.

— Сколько?

— Сто песо.

— А вы имеете право штрафы выписывать? — встреваю я с заднего сиденья.

— Двести песо, — говорит солдат, не глядя на меня.

Я опускаю свое стекло.

— Вы из какого подразделения? Я на вас жалобу напишу…

— Четыреста. — Солдат смотрит прямо на меня.

— Хорошо, хорошо! — говорит таксист, вкладывая в руку солдата четыре купюры.

Солдат возвращает права и лучом фонарика показывает, что мы можем проезжать. Таксист вздыхает, «дворники» скрипят ему в ответ. Он бросает на меня взгляд в зеркало заднего вида и продолжает накручивать на палец завиток. Я говорю, что запла́чу. Он кивает. Пытается улыбнуться.

— Раньше взятки были фиксированные. Пятьдесят песо, хватит на ужин. Вполне разумно. Теперь все иначе.

Обернувшись, я смотрю, как удаляются огни блокпоста. На заднем стекле наклейка. В свете фонарей видны черные по белому полю буквы. Изнутри это выглядит так:!ЕЛУДНАКАЛ УДОБОВС!

* * *

Трое обнищавших крестьян, признанные виновными в убийстве Петры в ходе сенсационного судебного разбирательства, были приговорены к смертной казни. Убежденный в их невиновности Сальвадор ушел в горы. По общему мнению, его психическое состояние в тот период было весьма нестабильным. Однако в автобиографии он пишет, что преследовал вполне ясную цель.

Вечером 7 декабря 1967 года Сальвадор упаковал рюкзак и на маршрутке, двух автобусах, мотоцикле с коляской и, наконец, пешком добрался до городка у подножия горы Банахау — вулкана, места мистических паломничеств. Там Сальвадор встретил Ка Арсенио, которого ему рекомендовал один товарищ в городе, — тот, мол, доведет его до горного лагеря партизан. Во время перехода Ка Арсенио молчал практически всю дорогу. Сальвадор впоследствии вспоминал:

«Мой странный проводник мог перерезать мне горло во время сна или уйти, оставив меня спать, — таким всеобъемлющим казалось мне его презрение. Однако на следующее утро он был на месте и уже кипятил воду для утреннего кофе. Во время нашего бессловесного трехдневного путешествия я и представить себе не мог, что со временем он станет моим наставником и лучшим другом».

Из готовящейся биографии «Криспин Сальвадор: восемь жизней» (Мигель Сихуко)

* * *

Представьте себе человека, известного бунтовщика, который бросил оружие и поселился в отдаленной пещере. Мысли его, гальванизированные всей виденной им в жизни мерзостью, медленно подвигают его к перерождению в бодхисатву. Слух о его мудрости распространяется по миру. Родственники, друзья детства, боевые товарищи — все совершают паломничество, чтобы спросить у него совета. Вещи, которые он говорит, приводят их в замешательство. И уходят они, презрев крупицы мудрости, потому что его власяница, аскеза и афоризмы кажутся им претенциозными.

Криспин Сальвадор, из эссе «Тао» («Народ», 1988)

* * *

7 декабря 2002 года. Субботний вечер. Всю неделю я провел в самолетах, такси, странных снах и разговорах. И это первый вечер, когда мне действительно хорошо. Даже круто. Я уже почти прикончил жаркое с кровью, когда от Сэди пришел SMS — она извинялась, что оставила меня под дождем, и приглашала встретиться. Я вздремнул в гостинице, принял душ, попудрил нос и прибыл в клуб, свеж и бодр, — внутри меня пульсировала уверенность в следующем шаге: я знаю, где искать Дульсинею.

Но сегодня, думал я, меня это не волнует. Сегодня в кармане у меня перекатывается девственный грамм. Сегодня даже музыка супер. За вертушками Oknard5, прибывший из Нью-Йорка на выходные. Из сэмплированной классики электро он плетет собственное полотно. Публика в восторге.

А вот и она. Толпа редеет, и сквозь дым танцпола проглядывает силуэт Секси Сэди. Она стоит расслабленно, спиной к барной стойке, опершись на нее локтями, и смотрит, как я смотрю на нее. Она скрывается за танцующими телами, светомузыка вспыхивает красным, потом синим, потом темнота, потом зеленый, оранжевый. Когда Сэди снова показывается за расступившимися тусовщиками, взгляд ее направлен туда же. Она улыбается.

Светящиеся плечи кажутся еще более хрупкими от черных спагетти бретелек. Длинные, расчесанные на прямой пробор волосы едва прикрывают идентичные соски ее грудей, острых и выдающихся под шелковым топом. Она напоминает мне одну из нимф с картины прерафаэлита, где они увлекают в воду припавшего к источнику героя — Гиласа. Взглянув на свой вздернутый носик, Сэди поднимает огромные черные глаза и манит меня к себе. Клянусь, Уотерхаус был втайне влюблен в филиппинскую метиску.[199]Я представляю себе Сэди в воде, кувшинки трутся о ее вздернутые кверху грудки, желтый бутон в волосах, она протягивает ко мне нежные руки, когда я опускаю амфору в воду, чтобы утолить жажду.

Я подхожу к ней, она, перекрикивая музыку, спрашивает:

— Хочешь покормить кроликов, Ленни?[200]

— Что ты имеешь в виду? — ору я.

— Ты какой-то потерянный. Нерешительный, как мышь. Тебе что-то скинули на карман.

— Мне показалось, кто-то за мной наблюдает. Я ж не знал, что это ты. Я в порядке. Просто я снова дома и от этого перевозбужден.

— Я? Наблюдаю? Да что вы о себе возомнили?

Она произносит эту избитую фразу таким игривым голоском.

— За кого вы меня принимаете — за простачка? — подыгрываю я.