Книга Человек, научивший мир читать. История Великой информационной революции - Ксения Чепикова

Это была новая ступень развития.

Сегодня опять смена парадигмы: необходимо ли нынешнему поколению хранить в голове какие-то факты и в процессе школьного обучения осваивать мнемотехники, если абсолютно любую информацию можно за секунду вызвать из интернета? Из необъятного «коллективного мозга», глобального хранилища информации. Или просто нужно сделать еще один технологический скачок – соединить мозг человека с этим хранилищем напрямую, разработать алгоритмы поиска информации и устранить, таким образом, посредника в виде компьютера или мобильного устройства? Что тогда ожидает науку – новый скачок?

А вот в «Золотом компасе» не все шло гладко. Плантену хотелось верить, что с его возвращением работа возобновится прежними темпами, и снова наступит процветание. Но Антверпен все еще оставался прифронтовым городом, Шельде была блокирована, с подвозом материалов и вывозом продукции возникли серьезные проблемы. Цены на бумагу взлетели двое, потом втрое против обычного. В окрестностях бродили бандиты и дезертиры, не упускавшие возможность напасть на проезжающих купцов – было опасно ездить без военного экскорта. В марте 1586 года торгового агента Плантена Яна Дресселера похитили по пути на Франкфуртскую книжную ярмарку и освободили только после уплаты выкупа. В 1587 году во Франции началась «война трех Генрихов», что затруднило сообщение с Парижем, где Плантен вел торговые дела, а также с Испанией. Кроме того, в городе стало совсем не найти толковых специалистов – все либо умерли, либо уехали. Некому даже заказать хорошие гравюры.

Плантену удается сохранить темпы производства 40 изданий в год, и для того времени это все еще очень много. Для любой другой типографии – но не для него. В некоторых случаях он даже может рискнуть и взять на себя расходы на производство – но таких случаев все меньше. В период с 1586 по 1589 год выходят многие важные книги: испанская версия атласа Ортелиуса, новое издание толкового словаря Килиана, работы Юста Липсия и Монтано, а также античные авторы и религиозные издания. Он не перестает регулярно участвовать во Франкфуртской книжной ярмарке – но это уже не то, что раньше.

Радость от возвращения домой и надежды на новый подъем истощаются. Будущее видится мрачным и без всяких перспектив. Плантен начинает понимать, что в условиях непрекращающейся войны типография уже никогда не достигнет былого расцвета, ее ждут только стагнация и упадок. И больше ничего нельзя сделать. Старый, уставший, измученный человек, он все чаще заканчивает свои письма словами «из нашей некогда цветущей типографии»[139].

Ему не раз приходилось начинать все сначала, и этот кризис – далеко не первый. Но теперь опускаются руки. Раньше – всегда была надежда, были планы, были перспективы. Теперь – ничего, только медленное, болезненное угасание. Он изливает душу в письмах к де Сайясу: доходы не покрывают расходов, он уже почти ничего не издает сам, только печатает для книжных домов Парижа, Кельна, Лиона… Ему заказывают книги – на них его имя, его слава, заработанная годами упорного труда, но он получает только гонорар за печать. Величайший издатель вынужден стать всего лишь наемным типографом более удачливых конкурентов[140].

Упоминания «наемного слуги», «раба» все чаще проскальзывают в переписке. Возможно, сказываются давние комплексы из тех времен, когда сын слуги, не сумев попасть в университет, вынужден был стать учеником-слугой у переплетчика Масе? Неужели придется вернуться к тому, с чего начинал? Его теперешнее положение в обществе и роль в мире книгопечатания явно не допускают подобных мыслей, но ведь все дело в том, как человек сам видит свою жизнь. Плантен очень переживает, что перестает быть издателем, становясь обычным печатником. Для него это всегда было очень важно: задавать тренды, определять, что люди будут читать, решать, кто из авторов в литературе и науке должен быть издан. По переписке видно, что именно издательское дело он любил больше всего в жизни. Не переплеты, не механическую печать на прессе, не коммерцию. Да, он и раньше часто печатал на заказ под своей маркой, но нисколько не переживал по этому поводу. Теперь же, почти не издавая больше сам, он безутешен.

Он пробует начать новое дело – открывает филиал в Саламанке. Филипп II уже давно просил прислать кого-то в Испанию, где ситуация с собственными печатниками была плачевной. Но это не типография, а только книжная лавка, продающая на Пиренейском полуострове продукцию типографии Officina Plantiniana. Ею управляет Ян Пельманн – сын давнего друга и коллеги Дирка (Теодора Пульманнуса). Со стороны Плантена это своеобразная дань заслугам человека, многие годы отдававшего себя его издательству. Но это не те масштабы – не парижский филиал, и уж тем более не лейденский.

В условиях войны, охватившей не только Нидерланды, но и Францию, Плантен все чаще сталкивается с проблемой дефицита капитала. Типография пережила уже не один кризис, и часто ее спасали именно финансовые вливания из торгового дома. Но сейчас, похоже, и он идет ко дну – ведь торговля почти остановилась. Предметы роскоши покупают плохо, а даже если бы и покупали – организовать регулярные поставки товара через зону боевых действий почти невозможно. Впрочем, вряд ли типографа можно назвать нищим. Когда-то бедный подмастерье-переплетчик, потративший по приезду в Антверпен все свои небольшие сбережения на выправку бумаг о гражданстве, он смог оставить своей семье наследство в 136 000 гульденов – по тем временам крупное состояние. И потомки его существенно приумножат. Несмотря на все трудности, Officina Plantiniana все-таки была очень прибыльным предприятием.

* * *

Как бы пессимистично ни был настроен глава издательского дома, ситуация вовсе не была катастрофической. Его типография давно уже обрела общеевропейскую известность и превратилась в туристический аттракцион задолго до того, как в конце XIX века стать музеем.

В первом путеводителе по Нидерландам под названием Descrittione di tutti i Paesi Bassi за авторством итальянца Лодовико Гвиччардини она упоминается среди главных достопримечательностей этой страны. Правда, только во втором издании 1581 года, вышедшем у Плантена.

В «Золотом компасе» постоянно толпились люди: сотрудники, заказчики, покупатели, торговцы, гости семьи. А также туристы – если можно говорить о туризме в XVI веке. Назовем их просто многочисленными любопытными путешественниками.

Плантен этого никогда не узнал, но вслед за Вильгельмом Оранским его типографию посетит целый ряд особ королевской крови: испанский эрцгерцог Альберт (1599 год), Мария Медичи (1631 год), герцог Савойский (1634 год), испанский генерал-губернатор Нидерландов дон Фердинанд (1635 год), австрийский эрцгерцог Леопольд Вильгельм (1647 год), будущие короли Польши Владислав IV (1624 год) и Ян II Казимир (1635 год), королева Швеции Кристина (1654 год), итальянский герцог Козимо III Медичи (1668 год) и другие.

На этих страницах уже упоминалось о том, что для рядового обывателя XVI века книгопечатание оставалось невероятно сложным, даже непостижимым действом, полным секретов и тайн. О том, что, как и почему происходит в типографии, не имел представления даже король Испании – Плантену не раз приходилось разъяснять ему весь процесс, уделяя внимание отдельным особенно интересующим монарха деталям. Для посетителей типография должна была представляться волшебным миром высоких технологий, в который человек вступал с некоторым благоговением, удивляясь тому, чего достигли наука и техника. Посещение «Золотого компаса» – это как экскурсия в экспериментальную лабораторию или на завод Apple в 2000-х годах – и да, для современников это были сравнимые масштабы предприятия.