Книга Человек, научивший мир читать. История Великой информационной революции - Ксения Чепикова

Полный радости, он как можно скорее заканчивает все дела во Франкфурте и спешит в Кельн. Чтобы по прибытии узнать, что невозможно достать ни повозок, ни экскорта. Да, ситуация в этом регионе уже много лет такова, что для передвижения по некогда мирным и цветущим Южным Нидерландам теперь обязательно требуется хорошо вооруженный военный экскорт, особенно людям ранга Плантена. Вспомним печальную судьбу Жана Гассена. Приходится все-таки дождаться окончания Франкфуртской ярмарки и голландских торговцев, возвращающихся домой. К ним и присоединились Плантен с Пересом. И вот караван из 30 повозок, сопровождаемый отрядом тяжеловооруженных всадников, движется по маршруту Кельн – Льеж – Лувен – Брюссель – и, наконец, Антверпен. Долгое, опасное и изматывающее путешествие. Во второй половине октября 1585 года Плантен переступает порог «Золотого компаса». Он снова дома!

Последняя попытка

Плантен не слишком волновался о том, хорошо ли его примут в Антверпене, – причин для страха не было. Его испанские друзья, покровители при мадридском дворе и про-испански настроенные знакомые в Брюсселе не забыли о нем и не ставили ему в вину временный «отпуск» в Лейдене – этом оплоте кальвинистов. Все это время он вполне по-дружески переписывался с Габриэлем де Сайясом, Бенито Ариасом Монтано и кардиналом Гранвелой. Когда по возвращении в город его вызвали к наместнику Алессандро Фарнезе – это не было вызовом «на ковер». Королевский губернатор вел себя очень любезно, Плантену не пришлось ни в чем оправдываться. Более того, он представил Фарнезе отчет о расходах, которые понес ранее, печатая для короля, заявил, что тот все еще должен ему крупную сумму, и потребовал заплатить! Его приняли хорошо. Он общался с высшими чинами испанской администрации. Новый губернатор Антверпена Фредерик Перрено пригласил его в свою резиденцию на ужин. Впрочем, тут как раз ничего удивительного – он был младшим братом давнего друга типографа, кардинала Антонио Перрено де Гранвелы.

Какое-то время по городу распускали слухи о сотрудничестве издателя с лейденскими кальвинистами и его участии в кальвинистских богослужениях, но, благодаря высоким покровителям, их удалось быстро пресечь. Старый друг типографа, Вальтер ван дер Штеген – председатель бюро инквизиции в Нидерландах – тут же без лишних проволочек выдал ему свидетельство о католической благонадежности. Теперь Плантен опять называл себя королевским прототипографом, хотя Филипп и не подтвердил официально его полномочий. Новые власти Антверпена снова предложили ему взять на себя обязанности городского типографа, к которым он приступил с 1 октября 1586 года.

Вернув себе Антверпен, Филипп II пожелал, чтобы самый знаменитый типограф Европы снова печатал для него литургические книги. Но Плантен не согласился добавить испанского монарха в число своих клиентов. Даже при том, что Южные Нидерланды страдали от жестокого экономического кризиса, и перспективы типографии были довольно туманны. С него было достаточно. Благоприятно прошедшая аудиенция у наместника вовсе не означала, что ему выплатят все долги и впредь станут аккуратно платить по счетам. К 1586 году он имел двадцатилетний опыт финансовых препирательств с королевским двором, который отчетливо говорил, что этого не будет. Филипп II все еще оставался должен ему денег, и он снова пишет де Сайясу с требованием расплатиться. Наконец, в начале 1589 года монарх заплатил 1000 гульденов. Плантен был в бешенстве. В письмах к многочисленным корреспондентам с негодованием называл это милостыней.

* * *

Итак, о прошлом беспокоиться не стоило. Но вот о настоящем и будущем – очень даже. Рынок книг, как и рынок предметов роскоши, максимально зависел от экономической ситуации. Он процветал, пока Антверпен переживал подъем: местные богачи под впечатлением от собственной удачливости и льющегося на них потока денег сметали все, что эти рынки могли предложить. Но стоило инвесторам, торговцам и финансистам решить, что политические потрясения – бунты, войны, революции – могут обесценить их активы, и вкладывать деньги здесь становится опасно, как все пошло прахом. Экономическое чудо в Антверпене продолжалось до 1566 года. Иконоборческое восстание, правление герцога Альбы, война за независимость, «испанская ярость», переход на сторону восставших, осада… Удивительно, но при всем этом город до последнего сохранял экономическую активность!

И вот он снова под властью испанцев, которые выгнали всех протестантов – и на этом «золотой век» Антверпена точно окончен. По выражению Сандры Лангерайс: как будто воздух постепенно выходил из воздушного шарика. Как когда-то он собирал в себя потоки мигрантов со всех концов Европы, так и теперь тысячи беженцев разбегались из города в самых разных направлениях.

Плантен приехал в Антверпен в пик его расцвета, а после 1566 года вынужден был наблюдать, как город, ставший ему родным, сначала сотрясается от беспорядков, а потом медленно угасает у него на глазах. Он выстроил в нем крупнейший издательский дом Европы. Стал величайшим типографом. Но теперь годы славы, похоже, остались позади. Перед ним встал целый ряд серьезных проблем.

Например, что делать с лейденским филиалом? Оставленные там активы – вовсе не безделица. Даже как филиал эта типография – довольно крупная для своего времени, серьезный капитал. Там недвижимость, оборудование, запасы материала и книг – не надумают ли нидерландские власти конфисковать все вышеперечисленное в качестве мести за то, что Плантен переметнулся к врагу? Он знает, есть конкуренты, которые вполне могут подтолкнуть Генеральные Штаты к такому решению. Необходимо срочно переоформить этот бизнес на кого-то другого. В начале 1586 года Плантен за символическую сумму продает типографию и другое имущество в Лейдене Францу Рафеленгу – единственному кальвинисту в семье. У Рафеленга, имя которого когда-то стояло на антииспанской литературе по заказу Генеральных Штатов, никто не посмел бы это отобрать.

Франц переезжает в Лейден и 3 марта вступает в должность университетского печатника. Затем в 1587 году становится профессором в Лейденском университете. Его будущее гарантировано, он превосходно нашел себя в этом городе. Его сын Кристоф, уже совсем взрослый, управлял всем лейденским бизнесом в то время, когда его дед уже покинул Лейден, а отец еще не переехал туда, а после остался руководить книжной лавкой при университете. Второй сын, Франц-младший, после отца взял на себя управление типографией. На титульных листах изданий стояло Officina Plantiniana apud Franciscum Raphelengium. Она печатала исключительно научные труды и вплоть до 1619 года была одним из важнейших университетских издательств Европы, внеся огромный вклад в формирование нового лица науки.

В эпоху рукописной книги обучение было направлено на то, чтобы научить человека запоминать. Книг было ничтожно мало, они были дороги, доступ к ним – ограничен. Образованным и эрудированным считался тот, кто помнил наизусть как можно большее количество информации. Наука была основана на заучивании: лекции в университетах – устная передача знаний непосредственно от профессоров к студентам.

С массовым распространением печатной книги, ставшей широко доступной как для частного владения, так и в библиотеках, парадигма поменялась: не обязательно все помнить наизусть, достаточно знать, где найти нужную книгу, а в ней – искомую информацию. Поэтому теперь ценилась библиографическая образованность – умение разбираться в книгах и работать с ними. Вполне можно представить себе, как почтенные представители «старой гвардии» жалуются друг другу, что молодежь нынче пошла не та: ничему глубоко не учатся, не осмысливают прочитанное, совсем перестали запоминать информацию, потому что знают, что в любое время могут найти все необходимое, просто сняв с полки книгу и пролистав ее. Наука получила новое воплощение в печатных книгах, и это сильно продвинуло ее вперед. Знание стало существовать независимо от людей, его «производящих», теперь все могли им воспользоваться.