Книга Призови сокола - Мэгги Стивотер

– Мэтью, – перебил Диклан. – Ты ошибаешься.

Мэтью поджал губы.

Это был ужасно.

Диклан чувствовал, как в нем оживает ужас, в сочетании с желанием пробить кулаком стенку, в сочетании с откровенной тягой к Джордан Хеннесси и ко всему, что она воплощала. Ему снова захотелось нырнуть в глубину бирюзового океана и исчезнуть, ну и так далее.

И он сломался. Сломался во второй раз за год, после того как долго был хорошим, скучным и невидимым. В первый раз это случилось, когда он набрал тот номер и попросил ключ к коллекции Колина Гринмантла.

Он спросил:

– Значит, ты думаешь, мы с Ронаном настоящие братья?

– Не говори глупостей, – сказал Мэтью. – Конечно.

Пульс Диклана стал медленно ускоряться.

– Уверен?

– Да.

– Принеси «Темную леди», – велел брат. – Из кладовки. Ту, что ближе к двери.

Мэтью устремил на него удивленный взгляд, и Диклан понял, что мальчик наконец-то вышел из ступора. Мэтью слез с табурета и открыл кухонную кладовку. Внутри лежали две «Темных леди» – оригинал, который Диклан принес ночью, и копия, которую Джордан каким-то образом умудрилась протащить в дом.

– Что это? – спросил Мэтью, отчасти своим прежним воодушевленным тоном.

– Неси ближнюю, – повторил Диклан. – Положи ее на стол.

Он подошел к брату и сдвинул в сторону кучу счетов и газет, чтобы освободить место.

– Переверни.

Оба посмотрели на коричневую бумагу на обороте, на крохотную надпись: Mór Ó Corra.

Мэтью ждал объяснений. Вместо этого Диклан вложил ему в руку ножик.

– Срежь бумагу, – велел он.

И встал, скрестив руки на груди, а младший брат наклонился над картиной и начал резать – сосредоточенно, с аккуратностью хирурга. Бумага шипела и трещала, отпадая.

Диклан поймал себя на том, что закрыл глаза.

Он открыл их.

– Что это? – вновь спросил Мэтью.

Между холстом и подрамником торчала квадратная темная карточка. Плотная, с закругленными краями, с изображением женщины, у которой на лице был нарисован крест. Мэтью вытащил ее и перевернул. На обороте оказался ирландский номер телефона и подпись, почерком Ниалла: «Новый фений».

– Это не портрет Авроры, – сказал Диклан. – Это Мор О-Коррах. Моя мать.

63

«Поторопись, – сказал Парцифаль. – Поторопись».

Она не торопилась, когда складывала воедино разрозненные подсказки умирающего видения. Не торопилась, пока ехала через Вашингтон.

Некуда торопиться, когда все, о чем можешь думать, – это изувеченное тело за мусорным баком. Некуда торопиться, когда не знаешь, куда торопишься.

Фарух-Лейн казалось, что она часами видит перед собой один и тот же район. Они все выглядели одинаково. Вытоптанные газоны, потрепанные дома, стоящие вереницей, машины на кирпичах вместо колес, волнообразные тротуары, вздувшийся пузырями асфальт.

Среди них не было дома, который показал ей Парцифаль в своем последнем видении. Проблема с этим видением заключалась в том, что оно походило на сон – его наполняли скорее эмоции, чем бытовые реалии. Оно передавало впечатление от дома, а не то, как он выглядел.

Трудно было сосредоточиться на чем-нибудь, в то время как тело Парцифаля лежало в багажнике, аккуратно завернутое в старушкин коврик.

Фарух-Лейн знала, что близок Конец Света, с заглавной буквы. Она знала, что должна сосредоточиться. Она только что ВИДЕЛА, почему должна сосредоточиться. Но для Парцифаля уже наступил конец света, с маленькой буквы, и это было скверно, и с трудом удавалось смотреть на вещи в перспективе.

Кто-то стучал в заднее окно, и Фарух-Лейн поняла, что стоит прямо посреди улицы. Какой-то старик, без зубов и с палочкой. Ему, видимо, хотелось поговорить. Он напевал: «Красотка, красотка…»

– Потерялась, красотка? – спросил старик. И снова постучал тростью по машине. Тук-тук-тук.

«Да, – подумала Фарух-Лейн. – Именно».

Тук-тук-тук. Она вдруг поняла, что рукоятка трости, которой старик стучал в окно, имела знакомую форму: человек на вздыбленной лошади. Еще один фрагмент видения.

Опустив окно, она достала рисунок – нечто похожее на остроконечную шляпу.

– Вы не знаете, что это?

Старик пригнулся ближе. От него жутко воняло.

– Фэрмаунтский холм, вон там. Старый мемориал Второй мировой.

Старик произнес это как «штар-мурмурал-тррой-мрой», но она ухватила суть.

– Это близко?

– Чуть-чуть проехать на юг, красотка, – ответил он («шшуть-прюх-крршотка»).

Денег у Фарух-Лейн не было, поэтому она дала ему банку кофейного напитка, и он, кажется, остался доволен. Загнав мемориал в навигатор, Фарух-Лейн обнаружила, что до него всего несколько минут езды. Она сомневалась, что движется достаточно быстро, но, во всяком случае, она делала что могла.

Мемориал оказался в точности таким, как в видении: каменный монумент, похожий на шляпу колдуньи. Объезжая его по кругу, Фарух-Лейн почувствовала прилив адреналина. Она думала, куда же на самом деле торопится. Видение заставило ее вспомнить о других сновидцах. И о других Провидцах. Так или иначе, ситуация была непростая, а она никогда не располагала всей полнотой сведений о том, во что ввязалась. По крайней мере, раньше она могла спросить у Парцифаля, не подстерегает ли их опасность. Но теперь Фарух-Лейн не могла спросить у него ни о чем.

На мгновение ей показалось, что она услышала оперное пение. Оно звучало слабо, как будто доносилось с улицы или выкрученного почти на минимум проигрывателя. Но, прежде чем Фарух-Лейн успела опустить стекло или включить звук, она заметила старый дом из видения. Как и другие дома в этом районе, выглядел он убого, хотя, возможно, много лет назад был довольно красив. В заросшем дворике валялась раковина. Дорожка вся потрескалась. Неплохое место для укрытия.

Она постучала. «Торопись». Потрогала ручку. Та поддалась.

Фарух-Лейн вошла. В доме пахло лучше, чем она ожидала. Снаружи ярко светило солнце, но внутрь свет почти не проникал. Внизу стоял застарелый запах сырости, но – удивительно – сквозь него она почуяла свежие цветы и лето. Электричество не работало. Тонкое стекло хрустело под сапогами Фарух-Лейн.

Перед ней была лестница, ведущая в тусклый сумрак. Лестница из видения.

Она пошла наверх.

Наверху Фарух-Лейн обнаружила двух мертвых старух и записку. Там говорилось: «Я ждал пока не перестремался. А она внизу». У женщин была кровь в ушах и во рту, глаза завалились внутрь черепа.

Значит, здесь жил не Зет.

Здесь обитал Провидец. Последнее видение Парцифаля привело ее сюда.