Книга Справедливость. Как поступать правильно? - Майкл Сэндел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выдвинутая Макинтайром нарративная концепция личности является четким контрастом волюнтаристской концепции человека как свободно выбирающей, ничем не обремененной личности. Как можно сделать выбор из этих двух концепций? Можно было бы спросить себя, какая из них лучше всего отражает опыт нравственных рассуждений, но на этот вопрос трудно ответить абстрактно. Другой способ оценки двух взглядов — постановка вопроса, какой из этих взглядов дает более убедительное описание моральных и политических обязательств. Связаны ли мы какими-то моральными узами, которые мы не выбираем и которые нельзя возвести к общественному договору?
На этот вопрос Роулз ответил бы: «Нет». Согласно либеральной концепции, обязательства могут возникать только двумя путями — или как естественные обязанности, которые мы несем перед другими людьми как таковыми, или как добровольные обязательства, которые мы принимаем на себя по своему собственному согласию[340]. Естественные обязанности универсальны. Мы несем их перед личностями как личностями. Такие обязанности включают обязанность относиться к другим лицам с уважением, быть справедливыми, избегать жестокости и т. д. Поскольку они возникают из автономной воли (Кант) или из гипотетического общественного договора (Роулз), они не требуют актов согласия. Никто не скажет, что я обязан не убивать вас только в том случае, если я пообещал не убивать вас.
В отличие от естественных обязанностей, добровольные обязательства конкретны, а не универсальны и возникают из согласия. Если я согласился покрасить ваш дом (в обмен на заработную плату или, скажем, в качестве благодарности за некую любезность), я обязан сделать то, что обещал. Но на мне не лежит обязанность красить дома всем. Согласно либеральной концепции, мы должны уважать достоинство всех, но за пределами этой обязанности мы обязаны делать только то, о чем мы договорились. Либеральная справедливость требует, чтобы мы уважали права других людей (определенные нейтральной системой), но не того, чтобы мы продвигали благо других людей. Должны ли мы заботиться о благе других людей, зависит от того, с кем мы договорились об этом — и договорились ли вообще.
Одно поразительное следствие этого взгляда — мнение о том, что «для граждан вообще, строго говоря, нет никаких политических обязательств». Хотя люди, добровольно вступающие в борьбу за должности, вместе с этим добровольно принимают на себя политическое обязательство (а именно обязательство служить стране в случае избрания), обыкновенные граждане такого обязательства не несут. Как пишет Роулз, «неясно, что является необходимым обязывающим действием или кто его совершил»[341]. Таким образом, если либеральная трактовка правильна, то у среднего гражданина по отношению к согражданам нет никаких особых обязательств, выходящих за пределы универсальной, естественной обязанности не творить несправедливости.
С точки зрения нарративной концепции личности, либеральная трактовка обязательств слишком бледна. Эта трактовка не учитывает особые обязательства, которые мы несем друг перед другом как сограждане. Более того, либеральная трактовка не учитывает лояльности и обязательств, моральная сила которых заключается отчасти в том факте, что знание о них и их признание неотделимы от понимания самих себя как тех конкретных личностей, коими мы являемся, — как членов конкретной семьи, страны или народа, как носителей истории этой семьи, этой страны, этого народа, как граждан этого государства. В нарративной концепции личности таковые идентичности — не случайные обстоятельства, которые надо выносить за скобки при размышлениях о морали и справедливости; эти обстоятельства — части наших уникальных личностей и потому законным образом имеют отношение к нашим моральным обязательствам.
Итак, одним из способов решения вопроса о том, какую концепцию личности выбирать — волюнтаристскую иди нарративистскую, является вопрос, не думаете ли вы, что существует третья категория обязательств (назовем их обязательствами солидарности или членства), которые нельзя объяснить в терминах и логике договоров. В отличие от естественных обязанностей, обязательства солидарности не универсальны, а конкретны, носят особый, частный характер. Это — моральные обязательства, которые мы несем в отношении других людей не как в отношении разумных существ как таковых, а как в отношении существ, вместе с которыми мы разделяем определенную историю. Но обязательства солидарности (в отличие от добровольных обязательств) не зависят от акта согласия. Они черпают свою нравственную силу не из моральных размышлений, обусловленных обстоятельствами индивидуумов, а из признания того факта, что моя личная история включена в истории других людей.
Три категории моральных обязательств
1. Естественные обязанности, которые не требуют согласия.
2. Добровольно принятые обязательства, требующие согласия.
3. Обязательства солидарности, которые конкретны и не требуют согласия.
Приведу несколько возможных примеров обязательств солидарности или возникающих из членства в какой-то общности. Интересно, считаете ли вы, что данные обязательства несут моральный вес, и если да, то можно ли принять эту моральную силу в договорных теориях морали.
Семейные обязательства
Самым простым примером являются особые обязательства, которые члены семьи несут по отношению друг к другу.
Предположим: тонут двое детей, один из которых — ваш ребенок, другой — чужой, а у вас времени хватит лишь на спасение одного из них. Вы поступите неправильно, если спасете собственного ребенка? Может, лучше бросить монетку — орел или решка? Большинство людей скажут, что в спасении собственного ребенка нет ничего зазорного, и сочтут странной мысль о бросании жребия в силу справедливости. В основе этой реакции — мысль о том, что родители несут особую ответственность за благополучие своих детей. Некоторые утверждают, что эта ответственность (равно как и соответствующее обязательство) возникает из согласия: решив завести детей, родители добровольно соглашаются присматривать за ними с особой заботой.
Чтобы вынести вопрос согласия за скобки, рассмотрим ответственность, которую перед родителями несут дети. Предположим, что две пожилые женщины нуждаются в уходе: одна из них — моя мать, другая — мать кого-то другого. Большинство людей согласятся с тем, что, хотя было бы превосходно, если б я смог позаботиться об обеих женщинах, у меня есть особые обязательства заботиться о своей матери. В этом случае неочевидно, можно ли объяснить эти особые обязательства каким-то согласием. Я не выбирал себе родителей. Я даже не решал вопроса о том, иметь ли родителей вообще.
Можно утверждать, что моральная обязанность заботиться о матери возникает из того факта, что она воспитала меня, заботилась обо мне, когда я был маленьким, и на мне лежит обязанность отплатить за это. Принимая выгоды, которые моя мать дала мне, я неявным образом согласился помогать ей, когда она будет нуждаться в помощи. Некоторые могут счесть данный расчет согласия и взаимности выгод слишком холодным для учитывания семейных обязательств. Но допустим, что вы соглашаетесь с таким расчетом. Что бы вы сказали о человеке, родители которого пренебрегали своими родительскими обязанностями или были безразличны к своему чаду? Скажете ли вы, что качество ухода за ребенком определяет степень, в которой сын или дочь обязаны помогать родителям, когда они, в свою очередь, нуждаются в помощи детей? В той мере, в какой дети обязаны помогать даже плохим родителям, требования морали могут превосходить либеральную этику взаимности и согласия.
