Книга В окопах. 1916 год. Хроника одного полка - Евгений Анташкевич

Поручик был вне себя. «Какие же все сволочи!» – рассерженно думал он вот уже четвёртые сутки.

Самой большой сволочью оказался дядя, который с ухмылкой вместо прощания сказал:

– Будем живы, после войны, я тебя с нею познакомлю!

«С кем он меня познакомит?» – мучился поручик, так не хотелось ему верить в то, что Варвара Степановна была… кем? Она так рассказывала про своего пропавшего мужа, а на деле оказалась…

«Ах он сволочь, – не мог успокоиться поручик, – сволочи, так всё обставить…» Он в деталях вспоминал поездку, появление Тамма… Тогда кто был Тамм? «Да какая разница, кто Тамм?» В конечном итоге кто была Варвара Степановна? Но Смолин сейчас избегал произносить даже её имя, даже не вслух, а про себя.

Вдруг до него донеслось ворчание денщика: «И этот туда же!»

Он вернулся и дал денщику в ухо так, что тот чуть не вылетел из седла.

– Ещё одно слово… – Он не договорил, замахнулся плёткой, потом поворотил коня и пришпорил, конь пошёл намётом, но Смолин вспомнил, что за денщиком идёт груженая лошадь, и сбавил ход: «Чёрт, сволочи, все сволочи… сейчас приеду в отряд… я там наведу дисциплину и порядок…»

Когда стояли в Риге, до него доходило, что в отряде попивают.

«Попивают, – повторил он и вспомнил Тамма, который если бы хотел сказать «побивают», то на чухонский манер у него бы и получилось – «попивают».

«Во-первых, надо поставить на место Ж-жамина!» Смолин аж сжал кулаки.

Жамина он сейчас ненавидел больше всех. А себя было жалко. В этом Смолин не хотел сознаваться, но душа ныла и изнемогала, он только что встретил женщину…

Он всё-таки пришпорил и поскакал во весь опор, и под перестук копыт молча орал: «Ха-а-а-а-а-а-а-а-а-а-мы!!»

Отряд встретил его полосатым шлагбаумом.

«Устроились, сволочи! Кругом война…»

Смолин сначала, когда переехал через Даугаву, не понимал, что это за гром такой погромыхивает при ясном синем небе без единого облачка даже на горизонте, и только через пару километров до него дошло, что он приближается к линии фронта, что до войны остаётся километров около тридцати и с каждым шагом становится всё меньше и меньше. Накопившийся гнев против всего того, что с ним приключилось за последние несколько суток, и приближение к войне подзадорили его. Ветер свистел, он натянул под подбородок ремешок фуражки, по-жокейски встал в седле и гнал, ему стало весело… весело и зло.

Часовой перед шлагбаумом выскочил под самые копыта, когда Смолин на всём скаку остановил коня и поднял облако сухой серой пыли, но даже в пыли часовой увидел жёлтый околыш фуражки и признал командира. Смолин поставил коня свечкой, замахнулся на часового плетью, и не понявший его конь с места перемахнул через перекладину шлагбаума.

– Ваше высокоблагородие! – услышал Смолин за спиной.

Перемахнуть-то перемахнул, а куда дальше? Этого поручик не знал и повернулся. Шлагбаум стоял поперёк шоссе, по обочинам рос густой плотный лес, до шлагбаума по всей дороге от Даугавы, то есть от Риги, простирались поля и зеленели перелески, и Смолин увидел, что пост поставлен правильно. Ещё вдоль шоссе угадывались болота, поэтому путь был один, а значит, пост действительно был устроен в нужном месте и перегораживал путь на Ригу.

«Грамотно!» – мелькнула мысль, но эта мысль была в пользу Жамина, и Смолин её пнул.

– Щас, ваше высокоблагородие, щас я телефонирую! Вас встретют! Сами заплутаете!

«Вот это да, он телефонирует…» – Смолин даже удивился.

А дядька-ротмистр ничего не объяснил, просто отвёз из канцелярии к себе на квартиру и запер под домашний арест, сам перешёл ночевать в гостиницу и за все трое суток ни разу не появился. Свою фразу про «познакомлю…» приберёг напоследок, на прощание, значит, он всё знал и специально подсадил во Пскове сначала Тамма, но относительно чухонца были сомнения, и там же…

Смолин не хотел произносить её имени.

«Варенька!» – не удержался он.

Он вспомнил, что когда уже подъезжали к Питеру, то попросил Варвару Степановну показать фотографию мужа, но она как-то странно этого не сделала, она перевела разговор на другую тему, потом вышла из купе, а когда вернулась, Смолину стало неудобно повторить просьбу, он её жалел, хотя втайне надеялся, что – чем чёрт не шутит – стал её симпатией и ей будет неловко перед мужем. Хотя какая это была просьба, скорее предложение помочь, мало ли, на фронтовых перекрёстках он где-нибудь встретит подпоручика Иванова-«хмурого» из Оренбурга, да ещё Владимира, да ещё Никифоровича.

Вот где была подлость так уж подлость!

Вот где была игра.

Это больше всего злило Смолина.

Он – доверился!

«А интересно, эти двое Ивановых были или нет? Неужели так можно придумать, и если придумал, то кто? Уж не сам ли дядька?»

Это было бы неудивительно, дядька знал много, и через него проходили многие люди и судьбы, а дядька был и сам с фантазией, недаром из гвардии перевёлся в жандармы, да только карьера застряла… у них там в жандармерии с чинами негусто, имеются сложности, и оклады ниже, но и расходов меньше… Но… значит, где-то есть настоящая жена настоящего пропавшего без вести подпоручика Иванова-«хмурого» Владимира Никифоровича, разве же такое придумаешь?

«Как это у них называется? Сказка? Нет, по-моему, легенда!»

Значит, Варвара Степановна – это легенда?!

«А познакомлюсь! – вдруг решил про себя Смолин. – Познакомлюсь, как ни в чём не бывало. Выслужусь, вернусь в полк, познакомлюсь, раз обещал, а потом проиграю её в картишки… Тогда пускай другим свои легенды рассказывает! Ха-ха-ха!!!»

– Ваше высокоблагородие, щас вас сопроводят, я телефонировал… – неожиданно отрапортовал часовой.

Смолин вздрогнул.

– Щас за вами приедут…

Смолин посмотрел на часового и увидел, что тот не на шутку волнуется: «Трусит, понимает, кто вернулся, подчасок из будки даже носа не показывает!»

– Скоро подъедет мой Гришка, – сказал он, – мой денщик, пропу́стите…

– Не извольте беспокоиться, обязательно пропустим! – Часовой, казак третьего срока, стоял вытянувшись во фрунт. На самом деле он не испугался, но был восхищён ста́тью и выездкой поручикова коня. Смолин соскочил и передал ему повод.

На удивление, шоссе было совершенно пустое – одно из трёх, ведущих из Риги на запад: одно по берегу Рижского залива уходило на северо-запад; другое огибало Бабитское озеро с юга и вело на юго-запад. А это стремилось на запад прямо, между первым и вторым, и было проложено вдоль северного берега Бабитского озера. Все три дороги были сейчас военные, фронтовые, и поэтому удивительно, что Смолин, пока ехал в отряд, никого не встретил.

А на самом деле Северный фронт не воевал и практически не демонстрировал.