Книга Золотые времена - Александр Силецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут прибежали отовсюду, стали громко хлопать, удивляться – дескать, надо ж, отыскался самородок, вон какие ходят среди нас!
А после – новый умник подвернулся, застарелый друг людей, плешивый монголоид, и бесцеремонно говорит:
– Да как же так? Ты как играешь, помесь чучела с футболом? Ты же съел кларнет! Ты должен архипомереть, а не играть. Тебе ж там всё разорвало!
– Да? – удивляется ужасно Цокотухов. – А я думал: ежели душой, то всё равно, куда засунуть. Лишь бы к ней, к душе, поближе.
– Ты анатомию учил? – а это уж другие тоже начинают, от ума большого начинают, у нас самый умный, как известно, образованный народ, за депутатов голосует.
– Нет, – отвечает Цокотухов, а в натуре-то играет разные мотивы, сукин сын. – Слух у меня. Ведь я ж пока учусь. А вот – такая анатомия… Не знал.
И он опять им заиграл.
И ничего – порвало у него там всё, что есть, внутри, кишки наружу.
А предупреждали!..
Как в цирке
Вот у Цокотухова все внутри разорвало, и стал он очень сильный.
То есть стало ему казаться, что он очень-очень сильный, ну, такой на удивленье сильный, что прямо сладу никакого с этой силой нет: вот что хочешь разобьет, что хочешь сдвинет, что хочешь отнесет, поднимет, завернёт – в рулончик или в крендель-вензель-сикось-накось, никаких теперь проблем.
Стал Цокотухов самый-самый сильный на Земле, и в Солнечной системе, и в ближайшем рукаве Галактики, и во всей Галактике, и в ближнем сверхскоплении галактик, и в Метагалактике, и во всех вселенных сразу, со всеми их белыми и черными дырами и жуть как высокоразвитыми цивилизациями, которых нет пока нигде.
Могуч стал Цокотухов – в любом смысле, как ты там ни посмотри.
Вот идет он вечером по улице и видит: строят дом.
То есть строить-то, конечно, строят, а ни хрена не строят – кран намертво стоит.
Не то заржавел, пока годами тут лежал, не то раскурочили, покуда собирали.
И народу нет.
Оно понятно: если кран стоит, откуда же народ, народ-то нынче трудовой, ему на технику плевать.
Цокотухов очень даже возмутился и стал эти всякие бетонные панели сам наверх таскать, не потому, что сила есть – ума не надо, а потому, что дом решил достроить.
Для кого старался – не известно, самому здесь все рано не жить, да ведь ему: что строить, что ломать…
Ну, никаких проблем у человека!
Сильный очень.
Тут люди, значит, увидали – и бегут.
Со всех сторон бегут: и зрители, и те, кто должен, по идее, строить, и сорок пять дежурных постовых.
Вот прибежали, смотрят, как там Цокотухов наверху шурует, и кричат:
– Эй, ты, зародыш! Ты чего? Мозги-то есть? Не видишь разве – дом шатается, не сделали еще?!
– Ага, – согласен Цокотухов, – вот и строю, чтобы не шатался.
– Да ты, поди, дурак совсем! – кричат ему со всех сторон. – Куда же ты один? Тут кран не может, а ты – сам… Раздавит! Уходи!
– Да? – удивляется могучий Цокотухов, вечная манера у него. – Х-м… Как же так? Таскал, таскал… А вот – раздавит… Не подумал.
Ну, забросил он еще пять-шесть панелей на двенадцатый этаж.
И ничего – как муху, раздавило.
А предупреждали!..
Бракорасположенный
Как раздавило Цокотухова, стал он очень влюбчивый.
Всех баб, которых видел, стал любить: и платонически, и в письмах, и на пляже, и в кровати, и в подъезде, и в подземном переходе, и у Мавзолея, и в такси, и в учреждениях, и в интернете, и даже через объявления в газете.
Потрясающе любил.
Тут встретился нечаянно с одной и так уж полюбил, что спасу нет: жениться надо, а то неудобно.
Честный был. С мечтами.
Вот приводит Цокотухов в ЗАГС невесту – бабу мощную, веселую: она кидала штангу и садилась на шпагат в присутственных местах, всегда на время или на спор – побеждала.
Цокотухов её просто обожал.
Тут увидали все и стали удивляться, головой крутили да невесту щупали с опаской, а потом давай кричать:
– Какая же ты жопа, Цокотухов! Ты кого себе нашел? Она ж тебя заест – вон тумба! И затихнешь навсегда.
– Да? – удивляется влюбленный Цокотухов. – Я-то думал: я её очаровал. Хозяин в доме, мир в семье… Я ведь не пробовал еще… А вот – заест… Чудно́!
И обженился Цокотухов, пятерых детей завел, собаку и герань на подоконнике, на трех работах день и ночь ишачил, скарб особенный в дому держал.
И ничего – затих, она его заела.
А предупреждали!..
Так говорил Цокотухов
Вот затих Цокотухов, заездился – и в момент у него зачесался язык.
Спит ли, ест ли, книжку ли читает, вкалывает ли или что еще, а непременно – скажет.
И балдеет, сам не свой.
Ну, например.
Настало время правду говорить. Вот так поговорим, потреплемся – времечко-то незаметно и пройдет.
Важно хотеть иметь, когда дают…
Одетая женщина может быть и голой, а голая – одетой. Поэтому – какая разница?
Взрослые люди обычно стесняются и потому называют вещи бесстыдными именами. Бедные вещи!..
Раздавишь таракана – он и дохнет.
Вожди нужны, чтоб все друг у друга под ногами путались толково.
Учи человека, не учи, а все равно: хоть раз в жизни – да пропоносит.
Тщета – это хорошо. Нацеливает на другое…
Бога бояться – в храм не ходить.
Есть горы высокие и есть – не очень… Вспоминать об этом перед смертью можно. Но зачем?
Пресмыкаться может каждый. Но вот вымереть, как динозавры!..
Ниже задницы не сядешь.
Может, какие-то люди и произошли от обезьяны. Но лично у меня папа с мамой всегда были коммунисты.
Если закрыть все электростанции, сколько сэкономим электроэнергии!
Книги дорожают, потому что авторы мельчают. Закон сохраненья справедлив и тут.
О, господи, хорошая могла бы быть страна, не стань она Россией!..
Генералы думают лампасами.
Рубль – не деньги. Рубль – это сто маленьких копеек.
Говорят, жизнь дорожает. Но что-то никто не отказывает себе в этом дорогом удовольствии!..