Книга Хрупкие вещи - Нил Гейман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы сгорим без остатка? – спросила раскаленная Вирджиния. – Или выгорим обратно в детство, обратно в духов и ангелов, и начнем все сначала? Хотя это не важно. О, Красти, как это прекрасно!
– Наверное, – произнес Джеки Ньюхаус из-за стены огня, – в соус стоило бы добавить чуть больше уксуса. Такое мясо, думаю, заслуживало чего-то покрепче. – И он исчез, словно растаял в пламени.
– Chacun a son gout, – заметил Зебедия Т. Кроукрастл, что в переводе означает «на вкус и цвет...», облизнул палец и покачал головой. – Лучше не бывает, – сказал он с невероятным удовлетворением.
– Прощай, Красти. – прошептала Вирджиния. Она протянула руку сквозь пламя и на пару мгновений крепко сжала его смуглую ладонь.
В следующий миг на заднем дворе кофейни Мустафы Строхайма в Гелиополисе (который некогда был городом Солнца, а теперь превратился в пригород Каира) не осталось ничего, кроме белого пепла, разносимого мягким ветерком – пепла, похожего на снег или сахарную пудру; не осталось ничего и никого, кроме молодого парня с черными как смоль волосами и ровными белыми зубами, в фартуке с надписью ПОЦЕЛУЙ ПОВАРА.
Из-под толстого слоя пепла, засыпавшего кирпичный алтарь, показалась маленькая пурпурно-золотая птичка. Она пискнула и уставилась прямо на Солнце, как дитя смотрит на своего родителя. Расправив тонкие крылышки, она взмыла вверх, к Солнцу, и никто не следил за ее полетом, кроме юноши во дворе.
У ног парня, под пеплом, который недавно было деревянным столом, лежали два длинных золотых пера. Он поднял перья, стряхнул с них пепел и аккуратно уложил в карман куртки. Потом снял передник и ушел своей дорогой.
* * *
Холлиберри ДваПера Маккой – взрослая женщина, мать семейства. Ее некогда черные волосы теперь отливают серебром, а из узла на затылке торчат два золотых пера. Сразу бросается в глаза, что когда-то эти перья выглядели очень эффектно, но с тех пор минуло много лет. Холлиберри является президентом Эпикурейского клуба: богатой и неспокойной компашки. Давным-давно она унаследовала эту должность от отца. Я слышал, что эпикурейцы вновь начинают роптать: говорят, что уже перепробовали все на свете.
Inventing Aladdin
Перевод. Н. Эристави
2007
И снова – в который уж раз! –
Она – на супружеском ложе.
В ногах свернулась сестренка.
Она досказала сказку –
И ждет. Девочка знает свою роль,
Торопливо щебечет: «Я спать не могу, сестрица.
Я новую сказку хочу!»
Шахерезада с трудом переводит дыханье
И начинает: «Дошло до меня, о царь.
Что в далеком Пекине жил некогда юный повеса.
Звали его... Аладдином. Отец его умер,
И овдовела мать...»
Нить сказки плетется – приехал колдун-чернокнижник.
Назвался дядюшкой Аладдина, а сам
Втайне лелеял мрачные планы.
Завел он юношу в тайное место в пустыне.
Перстень на палец надел – волшебной, он клялся, силы,
Спустил Аладдина в колодец, а там –
Пещера, полны ее гроты
Бесценных каменьев.
Просил: «Принеси мне лишь лампу!» –
и Аладдин принес,
А дядя столкнул его в пещерную тьму –
На верную гибель...
Пока что довольно.
Пускай Аладдин несчастный еще потомится в пещере!
Она умолкает – а муж опять
Не может дождаться грядущей ночи.
Итак, наступает утро.
Она готовит еду,
Кормит детишек.
Мечтает...
Помнит она: Аладдин – в западне.
Помнит, что сказкой своею
Купила она себе новый
День жизни.
А дальше-то что?
Ох, наперед бы знать!
И только когда на город спускается вечер.
Когда супруг рычит (в который уж раз):
«Уж завтра ты точно расстанешься с головой!»,
Когда сестренка ее Дуньязада невинно мурлычет:
«Сегодня еще не завтра. Ну а пока, –
Что ж с Аладдином случилось?» –
Только тогда
Она понимает, что было дальше.
В пещере, сияющей жаром цветных каменьев,
Трет Аладдин лампу. Вот джинн появился...
Тянется, льется сказка. У Аладдина уже –
Невеста-царевна, дворец, сады и фонтаны.
Но вот – опасность! Вернулся в город колдун.
В обличье старьевщика он по улицам бродит,
Кричит: «На новые старые лампы меняю!»
Теряет все Аладдин...
Она замолкает.
Ну что ж – прожить еще день ей явно позволят!
Тихонько сопит сестра. Захрапел супруг.
Она же лежит без сна и глядит в темноту ночную,
Предвосхищая развитье дальнейших событий.
Как Аладдину вернее удачу вернуть –
Так или этак?
Как воротить свой дворец, сады и царевну?
Она уснет на рассвете.
А сказке нужен конец...
Но, может, сны ей помогут лучше, чем мысли?
Она просыпается.
Кормит детишек.
Жемчуг вплетает в косы.
Лениво плетется на рынок,
Чтобы купить там
Масла для лампы. Торговец нальет
Масла в кувшин
Из бочки огромной –
В сознанье мелькает мыслишка:
«А в бочке такой
И человека ведь спрятать можно!»
В тот день она купит и травки душистой – сим-сима.
Сестренка смеется: «Тебя он казнит не скоро!»
«Не скоро». А в воздухе жарком висит молчаливо:
«Но все же – казнит».
На ложе ее перстень потрет Аладдин –
Раб Перстня придет на помощь.
(Замерли царь и сестренка.)
...Мертв чернокнижник, спасен Аладдин! –
И она замолкает.
Сказке конец – но конец и рассказчице тоже?
Теперь бы скорее начать сказку другую!
Шахерезада спешно проводит смотр
Войскам своих слов, отрядам случайных придумок.
Сны и дневные событья наводят на мысль
О бочках, в которых прячутся люди.
«Сим-сим, откройся!» – шепчет она, и на губах
уже играет улыбка.
«Дошло до меня, о царь, – жил некогда человек
по имени Али-Баба. И был он честен, но беден...»
Она говорит, и пока говорит – свободна.
Ну что ж... еще на день жалкая жизнь ее
Опять спасена. Так будет до новой ночи,
Так будет, покуда царь от нее не устанет
