Книга Ртуть и соль - Владимир Кузнецов

В колледже Уэсли отдай мое письмо и письмо банкира ректору. Ты будешь жить и учиться в этом колледже, а банк будет платить за твое обучение. Когда тебе исполнится восемнадцать, ты можешь окончить учебу. С этого дня все деньги будут в твоем полном распоряжении. Их достаточно, чтобы прожить скромную, спокойную жизнь или провести пару лет в кутеже и удовольствиях. Как ты ими распорядишься – дело твое. Я не буду давать тебе советов и наставлений. Но до восемнадцатилетия прошу тебя делать все как я сказал. Иначе тебя легко могут обокрасть или еще как-то лишить средств.

Третье письмо носи с собой на случай неприятностей со стражей. В нем написано, что ты мой сын, и я отправил тебя учится в Рувд. Это защитит тебя от произвола и грабежа, но не спасет от суда за преступления. Помни об этом.

Я прошу, не считай, что я предал тебя. Если бы я мог, я бы забрал тебя с собой, но дело в том, что и сам я до конца не верю, что выбранный мною путь – правильный. Я боюсь ступить на него, но еще больше боюсь остаться. Здесь меня ждут лишь муки и безумие, которые неизбежно коснулись бы и тебя, останься ты со мной. Вспоминай меня иногда, Спичка, и если сможешь – вспоминай хорошее.

Остаюсь всегда любящим тебя,

твой приемный отец, Эдди Сол

Ниже была приписка, сделанная другой рукой, женской:

P. S. В саквояже – небольшой мешочек на веревочке. В нем два камня. Когда не будешь знать, как поступить, задай себе вопрос, на который можно ответить только «да» или «нет», и достань камешки. Если оба камня белые – ответ «да». Если черные – ответ «нет». Если камни разного цвета – ты задал неправильный вопрос. Не потеряй их и никому о них не рассказывай. Надеюсь, они помогут тебе больше, чем помогли мне.

Эйлин Чайльд

Маленький кожаный мешочек висит у Спички на шее. Он кажется странно легким, почти невесомым. Спичка старается не думать о том, что видел в том купе. Наверное, он даже не помнит этого. Помнит разбитое стекло и кровь в коридоре. Помнит подозрительный, жадный взгляд кондуктора, в котором, впрочем, угадывается суеверный страх. Помнит, как черные мундиры придирчиво оглядывают его, но отпускают – без обыска и вопросов. Помнит лужицу крови на полу и порванную занавеску, словно кто-то оторвал полосу для перевязки. Помнит два пистоля.

Два пистоля, аккуратно лежащие на столе. Со взведенными курками.

Вурд, шумный портовый город, в считаные мгновения поглощает странного хромого ребенка. Он – живой, настоящий – почти немедленно растворяется в бесконечном движении. Когда он исчезает, толпа вновь становится серой и безликой, и глаз уже не в силах выделить в ней отдельную фигуру, личность. Все они существуют лишь в комплексе, каждый, как шестеренка в часовом механизме, созданная для единственного, бесконечно повторяющегося движения. В сером неясном свете они кажутся особенно контрастными и оттого – еще более неестественными.

Наступает новое утро. Утро после конца мира.

Олднонские истории

История первая: Завтрак для Джека

До чего же ужасная стоит погода! Весь день моросил холодный дождь, а к вечеру, как будто дневной непогоды было недостаточно, поднялся туман. Густой и грязно-серый, он заволакивает дома и гасит фонари. Бредущие со смены фабричные работники, понурые и молчаливые, в этом мареве кажутся настоящими привидениями.

Нейдж Тинсоу чувствует себя чужой в этом мрачном месте. Еще полгода назад ей бы и в голову не пришло, что она может так вот запросто оказаться на улице после восьми вечера одна, да не просто на улице, а в Западном Краю, самой бедной части Олднона. Она старается держаться в тени, идти вдоль стен – так, чтобы не привлекать к себе мужского внимания. Люди тут кажутся ей грубыми и жестокими. В большинстве случаев так оно и есть. Тинсоу знает об этих местах только из рассказов прислуги, пересудов и сплетен, обрывки которых можно случайно услышать, когда заходишь на кухню или в кладовую. Нейдж находила их отвратительными, но реальность выглядит отвратительнее многократно. И все же выбора нет.

«Пойдешь по Мэдчестер-стрит. За Адмиралтейским мостом увидишь паб, за ним – поворот в переулок. Это Крысиный тупик. Сворачивай туда и иди, пока не дойдешь до конца. Там будет большой дом из красного кирпича, на котором написано „Старая пивоварня“. Заходи и спускайся вниз, до самого дна. Рискованное это дело – не всякий возвращался оттуда живым. Не забудь сказать, как я учила».

Страшные эти слова снова и снова звучат в голове Нейдж. Вот она видит паб с дверями, выходящими на угол, и тусклым фонарем над ними. У крыльца ничком лежит бродяга. Одежда на нем – ворох обмоток, рванины и заплат, и уже нельзя наверняка сказать, чем все это было тогда, когда и вправду звалось «одеждой». Бродяга не шевелится: может быть, мертвецки пьян, а может, мертв. Нейдж отводит глаза и спешит пройти мимо.

Света в Крысином тупике еще меньше, чем на Мэдчестер-стрит. Редкие окна здесь плотно закрыты ставнями, а свет из щелей блеклый и дрожащий. Вскоре Тинсоу видит нужный ей дом – это мрачная громада с темными провалами вместо окон и проплешинами обвалившейся штукатурки. Выцветшая от времени вывеска полукругом висит над облупившимися воротами.

Коснувшись их рукой, Нейдж чувствует, как внутри нее все замирает. Ворота поддаются с противным скрипом, открывая дорогу в мрачную, наполненную тяжелым смрадом темноту.

Таинственные обитатели этого места, голодные и обездоленные, расступаются, настороженно изучая незваную гостью. Скоро они поймут, что Нейдж Тинсоу – всего лишь беззащитная женщина, и тогда бросятся на нее, чтобы разорвать на части. Ей хочется убежать, а еще лучше – проснуться. Пусть это все окажется глупым сном, кошмаром, который мучит ее, но обязательно закончится с пробуждением.

Нет.

Нейдж решительно ступает в темноту Старой Пивоварни. Кошмар ждет ее впереди, но еще больший кошмар остается за спиной, и преодолеть его можно, лишь спустившись на самое дно этого ада.

Здешние потемки разгоняет лишь слабое свечение лучин и сальных ламп. Эти огоньки, точно болотные виспы, влекут ее на погибель. С трудом отыскивает она лестницу, которая уходит вниз, в катакомбы, еще более мрачные, чем строение наверху. Нейдж чувствует, как десятки голодных глаз ощупывают ее. Для здешних обитателей ее чистая одежда, ботинки, даже волосы и зубы – немалая ценность. Наконец ожидание становится для кого-то из них невыносимым – из темноты перед Тинсоу вырастает мрачная фигура, сутулая, со вздутым животом и лихорадочным блеском глаз – единственным, что можно различить на темном от грязи и волос лице. Он не намерен говорить – в его руках тяжелая дубина, уже поднятая для удара, точного и смертельного. Страх сковывает Нейдж, словно заключая в ледяную глыбу.

– Я пришла к Джеку! – едва успевает выкрикнуть она.

Фигура разом замирает, словно дагерротип, затем пятится, через мгновение растворяясь во мраке. Нейдж продолжает свой путь, и теперь никто не пытается ее остановить, словно сказанное вдруг разнеслось по всему дому и достигло ушей каждого из его обитателей.