Книга Загадка Катилины - Стивен Сейлор

Метон, казалось, едва сдерживается. Я заметил, как он судорожно вцепился в поводья, как побледнели суставы его пальцев.

— Я говорю о трупе твоего раба, Форфекса. Ты будешь отрицать и то, что убил его несколько дней назад?

— Зачем мне отрицать? Он долгое время был моим рабом, а до этого служил у моего отца. Я имею полное право убить его. И пусть поразит меня Юпитер, если он не заслужил смерти!

— Ты нечестив, Гней Клавдий.

— А ты дурак и выскочка, Гордиан Сыщик. Нашел труп в колодце, ну и что? Тем лучше. Но не рыскай тут и не обвиняй меня почем зря. Я к этому не имею ни малейшего отношения.

— Но ведь это тело Форфекса.

— Не может быть. Рабы мои сделали так, как я распорядился. Уж поверь, что они слушаются моих приказаний!

— Пусть так, но тело все равно оказалось в моем колодце.

— Но это не Форфекс.

Форфекс, наверняка.

— Как будто ты бы узнал Форфекса, будь он даже жив. Ах, ну да, ты ведь тоже присутствовал при том, как он показывал дорогу к шахте твоему дружку, не так ли?

— Я? Присутствовал?

— Форфекс признался мне впоследствии, он вспомнил, что одного из незнакомцев звали Гордиан, хотя тогда, в сумерках, я тебя не распознал. А то, несомненно, приказал бы выпороть.

— Ты щедр на угрозы, Гней Клавдий. Ты, должно быть, даже гордишься, что убил беззащитного раба. Почему же ты стесняешься признаться в том, что сбросил его в колодец?

— Потому что я туда его не бросал! — крикнул он.

Собаки вновь завыли и залаяли.

— Если бы это был не Форфекс, а кто-то другой…

— Почему ты так настаиваешь на том, что это был Форфекс? Покажи мне его тело, докажи…

— А если да, то ты признаешься?

— Нет, я просто должен удостовериться, что это действительно Форфекс.

— Но как я могу доказать, если ты сам позаботился, чтобы я не опознал его по лицу?

— Что ты хочешь этим сказать? Да, я здорово избил его, но узнать его можно. Ты ведь и сам узнал его, если уж утверждаешь наверняка, посмотрел на лицо и…

— Я этого не говорил.

— Откуда тогда тебе известно, что это он? — закричал Гней в ярости.

— У меня свои доказательства.

— Какие же? Ты что, снова побывал в моих владениях, разговаривал с моими рабами? — Он так яростно прищурился, что я не смог смотреть ему прямо в глаза. — Откуда тебе известно, что я его убил? Кто сказал тебе? Кто посмел?

— Мне также известно и о другом теле, — сказал я, отчасти чтобы сменить тему, а отчасти чтобы посмотреть на его реакцию. Потом я перевел взгляд на Арата, который все это время сохранял бесстрастное выражение лица. Он не обменялся ни единым взглядом с Гнеем; если они и были каким-то образом связаны, то очень хорошо скрывали это.

— Какое еще тело? — вскрикнул Гней.

— Слишком быстро ты заявляешь о своей невиновности — и подтверждаешь свою вину. Ты знаешь, о чем я говорю. Более того, у меня есть доказательства, и ты пожалеешь о своей дерзости.

Гней гордо вскинул голову и принял неустрашимый вид. Плюнул на землю и протянул обе руки.

— Ты сошел с ума, это очевидно. Ты совсем ничего не соображаешь и даже угрожаешь мне возле моего дома. Убирайся! Убирайся поскорее отсюда, или я спущу собак! Они в мгновение ока стащат человека за ногу с лошади, вцепятся ему в горло и перегрызут его. Если не веришь, то можешь сам очень скоро убедиться. И ты знаешь, что мне ничего не грозит, пока ты находишься на моей земле. А теперь убирайся!

Я посмотрел на него очень пристально, потом повернул лошадь.

— Но, папа… — запротестовал Метон.

— Нам больше нечего здесь делать, Метон, — сказал я спокойно. — Мне кажется, он не шутит насчет собак. Поедем отсюда.

Он нехотя повернулся, в последний раз посмотрев на Гнея Клавдия. Арат с другими рабами был уже на дороге. Я пустил лошадь галопом, проехал по мосту, миновал хижину пастухов, лесистую местность. Солнечные зайчики прорывались сквозь листву и весело освещали мое лицо, но на душе у меня было безрадостно, пока мы снова не выехали на открытую Кассианову дорогу.

Метон скакал позади меня.

— Но, папа, мы уехали до того, как Гней Клавдий признал свою вину!

— Долго же нам пришлось бы ждать, что он признается в том, чего не совершал.

— Я не понимаю.

— Ты собственными глазами видел его, Метон, и слышал собственными ушами, как он говорит. Ты думаешь, ему что-то известно о трупе в колодце?

— Ведь он же признался, что убил Форфекса!

— Без всякого колебания, что делает его дальнейшее отрицание даже более убедительным. Я верю ему — он действительно ничего не знает о колодце. Он убил Форфекса, приказал своим рабам распорядиться телом, и дело с концом. Ты, вероятно, заметил, что я ни разу не сказал об отсутствии головы у трупа, хотя и намекал на это. Он не обратил на это внимания. Думал, что мы опознали тело по лицу, а не по родимому пятну.

— Но он мог и лгать.

— Не такой уж он актер. Все сразу видно по его лицу. Мне знаком такой тип людей. Он воспитан в той среде, в которой не слишком заботятся о вежливости, а все внимание уделяют преимуществам патрициев над простыми людьми. Он может бесстыдно угрожать другим, поскольку считает это своим правом по рождению. Он не благочестив, но и не предатель и не лгун, ему незачем врать, потому что он не стыдится своих действий, какими бы они ни были. Он всегда поступает по-своему и не стесняется этого. И ему всегда удается это.

— Ему, однако, не удалось удержать нас от посещения его поместья.

— Да, но он на самом деле угрожал нам. А если он так разгневался, то уж, без сомнения, признал бы свою вину, не так ли? Он бы даже похвастался своим поступком; он ведь жестокий человек, обращается со своими рабами как с собаками. Нет, тот, кто подкинул нам Немо и Форфекса, обладает изощренной фантазией и редкой проницательностью, чего не скажешь о Гнее Клавдии.

— Да, но ведь перед тем, как уехать, ты напрямую обвинил его, сказав, что и Немо — дело его рук. Если ты уверен, что он не врет, то почему ты сказал, что у тебя есть доказательства?

— Просто так, заключительная риторика, чтобы удостовериться наверняка, что ему ничего не известно. Нет, Гней не виновен. Он действительно убил Форфекса, и Немезида отомстит ему за это. Я верю твоим словам о том, что у Форфекса было родимое пятно и что именно он оказался в нашем колодце. Но до этого он успел пройти еще через одни руки.

— Чьи руки, папа?

— Не знаю. Возможно, мы никогда этого не узнаем, если не случится нечто из ряда вон выходящее.

По его лицу я догадался, что такая мысль ему не нравится. Я и сам был недоволен сложившимися обстоятельствами, но с годами приучил себя сдерживаться.