Книга Эпоха мертворожденных - Глеб Бобров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да. Понимаю, Стас… Я попробую отправить ребят по домам. Но мои пацаны намерены насмерть биться. Они твоих пасьянсов не поймут и не примут. Если останется хоть одна гранатометная пара – остаюсь и я. Ты меня знаешь и, надеюсь, переубеждать не будешь. Для всех нас уже давно эта война – дело глубоко личное. Важнее всего на свете, даже собственной семьи.
– Ясно, Кирьян, чего уж тут. Только трезво посмотри на свой расклад, без двух лап[147]. Солдат на войне – расходный материал, после – отработанный. Республика уже не нуждается в подвиге твоих пацанов. Да и хочется, знаешь, хоть раз поступить не как государственный деятель, а как нормальный мужик. Помнишь, сколько мы с тобой перетерли на первых курсах за войну? Ну, и меркантильные интересы Республики, как без этого… Твои бойцы, точно – как ты их волкодавами кличешь – за каждым шлейф тянется. У каждого из пасти – выдранные с мясом гортани и трахеи свисают. Куда же их миру показывать, вот таких героев, с окровавленными мордами… Бывшие беженцы – другое дело – чистенькие чудо-богатыри. Никого не резали, не вешали с отрубленными пальцами на будках ГАИ, как некоторые… – старый друг хитро прищурился… – Вернулись воины, воздать захватчикам по заслугам. Суть, агнцы, клыки отрастившие… – он, хлопнул меня по плечу… – Отправляй своих по домам. Хватит, брат. Повоевали…
– Ладно, Стас, посмотрим. А "знамя" я тебе нарисую, тут ты – не сомневайся. Уже знаю – как…
Бахнули водочки, похлебали гражданской солянки; на столе хлебная выпечка, салатики, креветочки, нарезочка, шашлычок… Круто! Нам так и не снилось. Стас не удержался, что бы не подколоть:
– Видишь, какой ты жизни лишился со своей партизанщиной.
– Это не партизанщина, это комплексная программа эффективного сдерживания веса.
– Тю, Кириллыч… Попросил бы меня, я шикарную диету для похудения знаю: подвал-наручники-батарея.
На следующее утро построил своих пацанов.
– Давеча разговаривал не скажу с кем. Неважно… Тема следующая. В обороне участвуют только добровольцы. Точнее, даже, не добровольцы, а смертники. Я – серьезно… Поэтому! Каждый, у кого есть хоть какие-то, любые! причины отложить собственные похороны – валят домой. Деньги, эвакуационный коридор, пропуски и бакшиши на дорогу – под мои личные гарантии. Всё будет, как положено и, даже, сверх того. Это – первое. Далее… Часть людей я отправляю на дембель лично – по собственному приказу – на свое усмотрение. Ни о каких базарах, типа "струсили", "отказники" и прочего гамна – даже слышать не хочу. Это – не моя прихоть! Всем: час на размышления. Можете считать, что официальное заявление о роспуске батальона Деркулова – прозвучало. Вольно! Разойтись!!!
Замерший в недоумении, нестройный ряд полусотни родных рож сразу заволновался, загомонил на все лады. Жихарев, удивленно задрав верхнюю бровь, протяжно посмотрел на меня и отошел в сторонку… Пусть думает. Считается, что это полезно.
Избегая ненужных мне сейчас объяснений, сел на Патрол и укатил к Воропаеву – добирать остатки вооружения. За мной, хвостиком, увязался Гридницкий. Ну, этого – гони не гони – без толку. Лёха и один останется – пойдет на войну… не со мной, так с любым другим отрядом. Еще не отыграли в жопе пионерские зорьки.
Вернулся, с задержкой, уже к обеду. Народ всё еще колобродит. Построил…
– Итак… Кто остается в обороне – подошли сюда!
Остается большая половина. Блядь! Весь костяк. Ничего, сейчас разжижу…
– Кобеняка – три шага вперед. Бугай – следом. Стовбур – вперед. Ты – тоже. И ты. Так… О! Прокоп – хватит с тебя трех дырок – быстро рядом с остальными… Я не спорю – я приказываю… Молчать всем!!! Антон – рот закрыл! Сейчас и ты пойдешь, умник, бля! Дядь Михась, иди – сюда. Не артачься, сказал! Вот так… Всё, что ли? – мужики, краснея и отводя глаза, выстроились третьим строем. Ну! другое дело… – Жихарев! Бери остающихся. Разбирайте, что привез. Ночью продолжаем стройбатиться и нычкарить[148]: сегодня – помогаем сапёрам и тарим привезенные граники по базам сектора. Остальные! В этой Ниве… – я указал рукой за плечо… – капитан Бурсаков! Звать – Андрей Петрович. По очереди: подходите, записываетесь, сообщаете ему пункт назначения – куда вам надо, то бишь. Следом – получаете у него свой маршрут, пропуски и денежное пособие. Стовбур! Тупо подели кассу и раздай всем поровну. Только отъезжающим – нас не считать! Объявишь всем – сколько выходит на рыло. Я потом проверю, понял?! – Женя преданно и, на всякий случай, виновато, кивнул… – Кобеняка, иди сюда. Бугай – ко мне!
Когда подошли, отвел их чуток в сторону и понизив голос, выложил напрямик:
– Василь Степаныч забирай мой джип, мне он больше без надобности. И еще, прошу, возьми с собой Мыколу. Только тебе могу пацана доверить… Присмотри, вместо Деда. У тебя под Осколом, всё равно, такая орава, что, считай, целый строевой взвод. Один рот…
– Да о чем ты, Аркадьевич?! Все будет хорошо. За сына парнишка будет.
– Мыкола?
– Га?
– Та не гакай, дытынко… – шутя ткнул его кулаком в броник на пузе… – Ось Васылю Стэпановычу… Вин будэ тоби – шо батько. Вин – гарный, ты сам бачив, та памъятаешь. Бувай, здоров сынку! Хай тоби щастыть… – обнял растроганного парнишку, потом своего седоусого подполковника. Давайте, собирайтесь, мужики – посветлу, пока… – повернулся к притихшим остаткам отряда… – Лёха, выгрузи шмотки из джипа, машина – уезжает.
Тут, третий раз за день в нагрудном кармане, мелкой дрожью стыдливой женской радости, забилась мобилка. Бутыль ставлю – Алёна… Так и есть. Ну, кранты – пошла на характер, теперь будет набирать пока я трубу не возьму. Отошел, сел в тенек, под стеночку.
– Да, солнце…
– Можешь говорить?
– Угу. Что у тебя, Мамсик?
– Просто звоню. Как дела – узнать. Все нормально?
– Было бы иначе – ты б первая узнала…
– Типун тебе на язык!
– Уже…
– Я вернулась.
– Откуда!
– Папс, не тормози! Я к Малой в Воронеж ездила. И домой, к своим, заскочила.
– Да, точно. Прости! Как она?
– Хорошо. На каникулы обещает приехать. Такая взрослая… Ночевала в общежитии. Легли, чувствую – принюхивается ко мне. Спрашиваю: "Что – пропотела, да?" – а она мне отвечает: "Какая ты дурочка – от тебя мамкой пахнет!". А я чувствую – отошла от меня. Уже выросла, моя красавица…