Книга Итальянское каприччио, или Странности любви - Нелли Осипова

— Си! — ответил хитрец и потянулся ручками к Ане, обнял ее за шею и шепнул на ухо, чтобы не слышала мать: «Анкора кавалло» — что означало: «Еще лошадку».

— Не забудь, до прихода Марио у тебя всего час. Заиграешься, не успеешь переодеться.

— Иди, иди, злодейка, не мешай, оставь нас наедине, — отшутилась Аня.

Роберто мгновенно оценил ситуацию, помахал Лене ручкой и изрек:

— Чао, мамма. Лена ушла.

Аня крепко-крепко обхватила мальчика за плечи, прижалась к нему, вдыхая необыкновенный запах, которым пахнут только дети, закрыла глаза и замурлыкала какую-то примитивную мелодию. Роберто тотчас стал ей подпевать, произнося какие-то только ему одному ведомые слова на своем эсперанто.

«Если бы у меня был ребенок, — подумала Аня, — мне никто бы не был нужен…»

Ровно через час, как и предупреждала Лена, приехал Марио. Он вошел с букетом цветов, сияющий, нарядный, вручил цветы Ане, обнял нежно и в то же время как-то по-хозяйски привычно, буднично. Аня мгновенно это почувствовала, подумав про себя: «Неужели он принял вчерашний телефонный разговор за уже состоявшуюся помолвку?»

Вышла Лена, приветливо бросила:

— Чао, Марио.

В этот момент загудел домофон. Лена сняла трубку, ответила «Пронто» и добавила по-русски: «Привет… проходи», — нажала на кнопку и, повернувшись к Ане, чуть развела руками, словно хотела сказать: «Ничего не могу поделать…», затем объявила:

— Это Олег.

А он уже шел по дорожке от ворот, с букетом цветов, высокий, элегантный, подтянутый, слегка загорелый и чрезвычайно импозантный. Он стремительно вошел в квартиру, на мгновение остановился, увидев, что Аня стоит с цветами и рядом с ней незнакомый ему мужчина, видимо, по-режиссерски оценил мизансцену и пошел напролом: сунул ей цветы, воспользовавшись тем, что руки у Ани заняты, крепко обнял, расцеловал ее в обе щеки, шепнув:

— Я виноват, прости, я все объясню.

Так же, по-свойски, облобызал Лену, присел на корточки перед Роберто, который притопал, как только хлопнула входная дверь, — он был большим любителем гостей, достал из полиэтиленового пакета деревянную резную игрушку, отдал ребенку, увидел вышедшего к нему Франко, встал, поздоровался, напомнив на всякий случай, что его зовут Олег, и вручил ему бутылку коньяка, объявив, что это настоящий армянский коньяк, и наконец вопросительно посмотрел на Марио, ожидая, что их познакомят.

— Познакомьтесь, — сказала Аня с какой-то обреченностью. — Это Олег, мой бывший муж… — Она запнулась, так как ей вдруг захотелось схулиганить, сказать: «и мой будущий муж», но удержалась и произнесла чинно, с едва заметной паузой: — А это Марио, друг семьи.

Фраза получилась двусмысленной, но никто не заметил, потому что между Марио и Олегом проскочила искра взаимной неприязни, и была она так ощутима, как если бы заискрили обнаженные провода.

В следующее мгновение режиссерские функции взяла на себя Лена: она тихонько подтолкнула замеревшую на месте Аню и шепнула: «Отнеси, пожалуйста, цветы в гостиную», — а сама повела мужчин на террасу.

Впереди бежал Роберто, на ходу осваивая новую игрушку, которая представляла собой двух баранов, начинающих бодаться, стоило только дернуть за ручку. Игрушка удивительно точно соответствовала сути создавшейся ситуации.

— Я на минуту покину вас, — обратилась к ним Лена и направилась на кухню. Там она приготовила сервировочный столик и стала устанавливать на нем коньячные рюмки, фрукты, сок, вытаскивать из холодильника все, что попадало ей под руку. Со стороны могло показаться, что делает она все увлеченно и весело. На самом деле ее привычные механические действия производились с таким напряжением, как будто Лена задалась целью перебить всю посуду, зато они помогали ей обрести равновесие.

Вошла Аня и бесстрастным тоном исполнительной горничной доложила:

— Цветы я поставила. Что теперь делать?

— Теперь иди к ним, — распорядилась Лена.

— Он же сказал тебе, что приедет к концу дня.

— Но приехал в начале…

— Какой кошмар! Я так надеялась уговорить Марио сбежать… А теперь придется…

— Аня, помолчи, иначе со мной будет такая же истерика, как вчера с тобой, — перебила ее Лена и, окончательно взяв себя в руки, объявила: — Ну что ж, пошли на амбразуру.

Они взялись вдвоем за ручку столика и торжественно выкатили его на террасу.

Олег на своем ломаном английском рассказывал о будущем фильме. Мужчины слушали с интересом или делали вид, что это их увлекает. Неизбежная суета, связанная с накрыванием стола, такими «ответственными» действиями, как откупорка бутылки и разливание коньяка, дали возможность женщинам прийти в себя, тем более что Олег опять взял на себя роль ведущего.

Он поднял бокал и сказал на своем чудовищном английском:

— Зер из э вери гуд традишнл рашн тоуст — то аур митинг!

Все выпили, посмаковав густой маслянистый ароматный напиток, и Олег, перейдя на русский, обратился к Ане:

— Я видел Наташу. И очень долго разговаривал с ней.

Он красочно рассказал, как столкнулись они в Елисеевском, и как сначала не хотелось ему даже стоять рядом с этой женщиной, и как случайно выяснилось, что ни Наташа, ни Аня не знали, в каком бандитском стиле происходили переговоры с так называемой риэлтерской фирмой…

Обо всем Олег рассказывал, придавая событиям легкий комический оттенок, видимо, спасаясь от страшных воспоминаний с помощью самоиронии, такой привычной для российского интеллигента палочкой-выручалочкой.

Возможно, для непосвященных история размена квартиры и могла выглядеть как курьезное происшествие, но не для Ани. Она пришла в такое возбуждение, что, не считаясь с присутствием Марио, подошла к Олегу, обняла его и со слезами на глазах спросила:

— Что они с тобой сделали? Что?

— Успокойся, девочка, — ответил Олег, целуя ей руки, — все уже позади… Как видишь, я жив и совершенно здоров.

— И ты мог подумать, что я участвовала в таком варварстве?

Существует очень хороший традиционный русский тост — за нашу встречу!

— Прости, я последний идиот… Твой уход так потряс меня, что я, видимо, не совсем адекватно воспринимал события.

Лена, которая буквально накануне была посвящена Аней в историю с изнасилованием, еще не успела до конца осознать реальность происшедшего и сейчас воспринимала рассказ Олега как продолжение, как вторую серию криминального детектива. Она была в том состоянии, которое мама, Ольга Николаевна, называла «полный растреп чувств», слушала Олега, не отрывая глаз от него и Ани, как будто хотела увидеть их в той, немыслимой для нормальных людей ситуации, в которой оба оказались по вине одного и того же человека. Вдруг она перевела взгляд на Марио. На лице его была написана такая мука, что она немедленно прервала Олега, бросив скороговоркой: