Книга Терапия - Дэвид Лодж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
7-06 вечера. Разработав несколько оригинальных планов (напр., узнать, кто из местных агентов по недвижимости продал дом 103 по Хэтчфорд-райз стоматологам, и, возможно, получить там адрес миссис Харрингтон-старшей), я надумал испробовать для начала более простой способ: если Беда и Морин до сих пор живут в Лондоне, они, вероятно, должны значиться в телефонной книге, а Харрингтон не такая уж распространенная фамилия. И точно, там было всего два Б.И. Харрингтона. После имени одного из них, с адресом в Юго-Западном районе, 19, стояло КОБ - кавалер ордена Британской империи IV степени, вот чем Беда, насколько я его знаю, не преминул бы похвалиться при каждом удобном случае, поэтому я начал с этого номера. И сразу же узнал его голос. Наша беседа протекала примерно так:
БЕДА. Харрингтон.
Я. Это Беда Харрингтон, который в свое время жил в Хэтчфорде?
БЕДА (осторожно). Да, когда-то я там жил.
Я. Вы женаты на Морин Каванаг?
БЕДА. Да. Кто это?
Я. Ирод.
БЕДА. Прошу прощения?
Я. Лоренс Пассмор.
БЕДА Простите, я не… Парсонс, вы сказали?
Я. Пассмор. Ты помнишь. Молодежный клуб. Рождественская пьеса. Я был Иродом. Пауза.
БЕДА. Боже мой.
Я. Ну, так как твои дела?
БЕДА. Все в порядке.
Я. Как Морин?
БЕДА Думаю, что у нее тоже все хорошо.
Я. Можно с ней поговорить?
БЕДА Ее нет.
Я. А когда она будет?
БЕДА. Я точно не знаю. Она за границей.
Я. О… где?
БЕДА. Сейчас уже, думаю, в Испании.
Я. Ясно… Я могу с ней как-то связаться?
БЕДА. Не думаю.
Я. Она отдыхает?
БЕДА Не совсем. А что тебе нужно?
Я. Мне бы хотелось с ней повидаться (ломая голову в поисках предлога)… я пишу о тех днях.
БЕДА. Ты писатель?
Я. Да.
БЕДА Что пишешь?
Я. В основном для телевидения. Может, ты видел мою программу, называется «Соседи»?
БЕДА. Боюсь, никогда о ней не слышал.
Я. О.
БЕДА. Я мало смотрю телевизор. Послушай, я как раз готовлю ужин…
Я. Прошу прощения, я…
БЕДА. Если ты оставишь свой номер, я скажу Морин, когда она вернется.
Я продиктовал ему свой адрес и телефон. Прежде чем повесить трубку, я спросил, за что он получил свой КОБ. Он ответил:
- Полагаю, за свою работу над национальным учебным планом.
Похоже, он весьма высокопоставленный государственный служащий в министерстве образования.
Этот разговор очень меня взбудоражил, взволновал и в то же время оставил неудовлетворенным. Поразительно, сколь многого я достиг, разыскивая Морин, всего за один день, и все равно она осталась мучительно недосягаемой. Жалею, что не выжал из Беды больше подробностей о том, где она и что делает. Мне не хочется просто сидеть и ждать от нее телефонного звонка, не зная, сколько это может продлиться - дни? недели? месяцы? - и передаст ли вообще Беда ей мою просьбу, когда она вернется из своих заграниц. «Сейчас уже в Испании… не совсем в отпуске» - какого черта это должно означать? Может, какой-нибудь познавательный тур или круиз?
935 вечера. Я снова позвонил Беде, извинился за беспокойство и попросил о встрече. Когда он спросил меня зачем, я придумал, что пишу о чем-то, что происходит в Хэтчфорде в начале пятидесятых. Он был менее резок и подозрителен, чем до этого, - и вообще он говорил немного невнятно, как если бы слишком много выпил за ужином. Я сказал, что живу совсем рядом с Уайтхоллом и спросил, могу ли пригласить его на обед на этой неделе. Он ответил, что в конце прошлого года вышел на пенсию, но, если хочу, я могу приехать к нему домой. Юго-Запад, 19 - это, оказывается, Уимблдон. Я с энтузиазмом предложил встретиться завтра, и, к моей большой радости, он согласился. Прежде чем он повесил трубку, я ухитрился вставить вопрос о Морин:
- У нее тур, да?
- Нет, - ответил он, - паломничество.
Значит, по-прежнему ревностная католичка. Ну ладно.
Вторник, 8 июня, 2.30 дня. Сегодня утром я снова проехался поездом «Юго-восточной сети», но на этот раз от вокзала Ватерлоо, и поезд оказался чище и опрятнее, чем вчера, в соответствии с более элитарным пунктом моего назначения. Беда и Морин живут на одной из зеленых фешенебельных улиц рядом со Всеанглийским теннисным и крокетным клубом. Характерно, что за все время жизни здесь Беда ни разу не сходил в Уимблдон на теннисный матч, он относится к турнирам как к ежегодной помехе дорожному движению, - это на него очень похоже. За последние годы я несколько раз бывал в Уимблдоне по приглашению «Хартленда» (компания устраивает приемы в одном из гостевых шатров - с шампанским, клубникой и бесплатными билетами на центральный корт) и с каким- то странным чувством осознал, что мог тогда проехать всего в каких-то ста ярдах от Морин, не зная об этом. Точно так же я мог проехать мимо нее и на улице.
Они живут в большом доме на две семьи, какие обычно строили в межвоенный период, с обширным садом позади дома. Беда сказал, что они поселились здесь на заре своей совместной жизни и, когда семья начала увеличиваться, не стали переезжать, а просто расширили его: пристроили второй этаж к гаражу, увеличили дом в длину и переоборудовали чердак. Оказалось, у них четверо детей, все выросли и покинули родительское гнездо. Беда самостоятельно управлялся в доме, который имел неестественно чистый и аккуратный вид, словно в комнаты никто не заходил со времени последнего визита уборщицы. Я заглянул в какие-то двери, когда ходил в туалет наверх. В хозяйской спальне я заметил две кровати, что вызвало у меня чувство глупого удовлетворения. Ага, сексом тут больше не пахнет, сказал я себе. Что, разумеется, необязательно.
Беда не слишком изменился, только его жесткие, непослушные волосы стали совершенно седыми да щеки ввалились. Он по-прежнему носит очки в роговой оправе, со стеклами, как донышки от бутылок. А вот я, видимо, здорово изменился. Хотя я приехал вовремя, он, открыв дверь, поздоровался со мной как-то неуверенно.
- Ты набрал вес, - сказал он, когда я назвал себя.
- И лишился большей части волос, - добавил я.
- Да, у тебя тогда были густые волосы, - вспомнил Беда.
Он провел меня в гостиную (где меня позабавили шторы, сочетающиеся с накидками на мебели) и довольно скованно предложил присесть. Одет он был так, как бывает одет человек, который большую часть своей жизни провел в костюме и не совсем знает, что носят во внеслужебное время. На нем был твидовый спортивный пиджак с кожаными заплатами на локтях, рубашка в клеточку, шерстяной галстук, серые шерстяные брюки и темно-коричневые спортивные ботинки, - все теплое не по сезону даже для прохладного, ветреного дня.