Книга Клуб желаний - Ким Стрикленд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пальцы нащупали пятки, она нагибалась ниже, ниже, ниже. Может, сегодня наконец удастся дотянуться лбом до пола. Линдси с завистью покосилась на соседку. Немыслимо: та умудрилась коснуться икр локтями.
А йога в самом деле обладает живительной силой, даром что пот льет градом. Жарища — ерунда. Линдси готова заниматься бесконечно долго. Она улыбнулась, расслабилась, жжение в растянутых сухожилиях под коленками начало утихать.
И вдруг удивленная донельзя Линдси стукнулась лбом об пол; у нее вырвался смешок. Пот заливал глаза.
Сидя за длинным столом красного дерева, Клаудия наблюдала, как запотевает ее стакан. Перед каждым из присутствующих стоял стакан воды со льдом, и несколько кувшинов были расставлены в стратегически важных местах по всему столу. Капельки влаги росли, росли, сливались с другими, ручейки бежали по стенке стакана вниз, по дороге собирая новых попутчиков. Подставку Клаудии не дали. Ну и прекрасно — пусть заодно обвинят ее и в том, что она им стол испортила.
На Клаудию свалились крупные неприятности. Академия не приветствовала учителей, замешанных в делах, способных принести школе дурную славу. А в жизни Клаудии в последние месяцы дурной славы было хоть отбавляй. Потому Питерсон и звонил ей домой. Хотел со своей «располагающей» откровенностью сообщить, что вопрос о ее сомнительном поведении выносится на повестку дня следующего заседания педсовета.
И вот теперь она присутствует на собственной вариации процесса над Салемскими ведьмами — то бишь на весеннем заседании педсовета Академии.
Но если старейшины Салема положились на слова девочек-подростков, то в Академии обвинители полагались на слова некоего безымянного информатора. А в остальном, похоже, за триста с лишним лет мало что изменилось. Достаточно взглянуть на Марион и ее тупую непреклонность — такая же рукотворная истерика описывается у Артура Миллера в «Тигле».
Педсовет выражал «обеспокоенность», и Клаудии надлежало оправдаться. Она находит подкинутого младенца в школьном туалете, после чего имеет дерзость попытаться взять ребенка на воспитание. Она состояла и продолжает состоять членом книжной группы, в которой (по слухам) практикуется колдовство. Помимо этого, странные сведения поступают из ее класса: под сомнение ставится ее профессионализм как преподавателя, и вызвано это неоднократными ссылками на ее неспособность — или нежелание — писать на доске.
За окнами конференц-зала нежно зеленела юная листва. Кусты сирени, обрамлявшие круглую площадку перед школой, стояли в полном цвету — если бы открыть окна, сюда долетело бы их густое благоухание. Солнце сияло на изумительно синем небе, украшенном кое-где пушистыми белыми облачками. И воздух этим ясным майским утром наконец потеплел, вселяя надежду на скорое лето.
Клаудию слегка мутило. С тех пор как она в туалете глянула на тест и увидела две розовые полоски — они появились в считанные секунды, а не минуты, как значилось в инструкции, — с тех самых пор Клаудия уже не могла списывать утреннюю дурноту на нервы. Она была потрясена. Ее так захватили последние события — потеря Элиота, горькая оплошность с желаниями в Клубе, похищение Джил, а потом и проблемы в школе, — что мечты о ребенке отошли на второй план.
У нее задержка на неделю, а она не заметила! Даже извлеченный на свет божий позабытый листок разлинованной бумаги не сумел ее переубедить — она скорее готова была поверить в то, что отключилась и потеряла целую неделю жизни, чем в такую задержку.
После процедуры с тестом у Клаудии подкосились ноги и голова пошла кругом, пришлось опуститься на унитаз. Кусочек пластика покоился на крышке бачка. Клаудия несколько минут сидела, засмотревшись на две розовые полоски.
Но настоящий шок случился, когда она сообщила новость мужу. Клаудия упаковала тест как подарок, перевязала ленточкой и, сильно нервничая, вручила Дэну, как только он пришел с работы.
Тот округлил глаза на пакетик, а Клаудия нарочно напустила туману.
— Надеюсь, тебе понравится, — сказала она. — Это будет с тобой долгие, долгие годы.
Дэн с опаской развернул презент и покрутил в руках. А когда до него дошло — чуть не задушил ее в медвежьих объятиях. Оторвал от пола, закружил по комнате, но вдруг ахнул и осторожно опустил — видно, перепугался, что навредил ей или ребенку. Он был так счастлив, так взволнован! Чистая радость. Клаудия не знала, какой будет реакция, но такого определенно не ждала. Дэн сказал, что, когда у них забрали Элиота, его отношение к возможному появлению собственного ребенка изменилось.
— Я думал, что почувствую облегчение, а мне… стало грустно. Я был страшно разочарован. Так странно. И так неожиданно. Вот тогда я и решил: если мы забеременеем, это будет, в общем, неплохо. Нет, гораздо больше. Это будет здорово!
А потом началось то, что Клаудия про себя назвала «явлением миру нового Дэна», счастливого Дэна. Он заговорил о покупке квартиры. («Если поразмыслить, мы с тобой накопили кучу денег. С лихвой хватит на первый взнос, еще и про запас останется».) Вдобавок он собрался открыть собственную фирму. («Не пойму, чего я так долго с этим тянул. Трусил, надо думать. А в этом деле, как и с появлением ребенка, всегда кажется, будто ты еще не готов, а надо просто взять и прыгнуть. И будь что будет».) И начал прикидывать, когда пойдет сдавать свои «металлоконструкции» и составлять бизнес-план. Вот так просто. Словно беременность Клаудии окрылила его.
Ее желание, чтоб Дэн стал счастливее, закончилось полным, безусловным успехом. По иронии, самое бескорыстное желание подарило ей счастье, о котором она и не мечтала. А впрочем, может, никакой иронии в этом и нет.
Клаудия тряхнула головой и вновь вернулась к происходящему в конференц-зале.
— Однако теперь, когда на сцену выступили бабушка и дедушка, мы уже не можем влиять на ситуацию, — говорил один из членов педсовета.
Мать Элиота бросила школу несколько недель назад, как только ее вычислили. Ее семья решила вернуться на восток, чтобы девочка поскорее забыла эту вульгарную историю. То, что они отказались от Элиота, удивило Клаудию — и в то же время абсолютно не удивило. У нее в голове не укладывалось, как можно отказаться от родного внука, при каких бы обстоятельствах он ни появился на свет. Однако в Академии она столько лет наблюдала подобные семейки, что должна бы уже перестать удивляться чему бы то ни было.
Мать Элиота училась в выпускном классе, а когда выяснилось, кто отец ребенка, Клаудии стала понятна, хотя бы отчасти, реакция семьи. Девчонка крутила роман с папиным деловым партнером, дядечкой средних лет.
Стало быть, Эйприл Сибли не была матерью Элиота — хотя и находилась с той в туалете в одно время. Более того, Эйприл, можно сказать, присутствовала при родах, только по наивности решила, что кто-то мучается от запора. Вдобавок ко всем бедам на матери в тот день были супермодные кроссовки, которые Эйприл запомнила, поскольку еще подумала, что будет забавно выследить по ним девчонку и при всех расписать, как та голосила на толчке. Незадачливую мать подвела пара навороченных кроссовок. По ним ее и опознали.