Книга Замуж за "аристократа" - Маша Царева

Может быть, он просто отвык и сейчас все будет в порядке?

Он попробовал встать, но не смог.

– Соня… – позвал он. Получилось не то «Соня», не то «Саня». «Я же себя зову, я же себя потерял», – с ужасом понял он.

– Саня, Санечка! – Ему казалось, что он кричит, надрывно и хрипло, но на самом деле он просто тихонько стонал.

Внезапно ожили стены, они плавали вокруг Сани, как хищные акулы. Потолок медленно опускался вниз, и Санечке стало по-настоящему страшно. Сейчас он окажется раздавленным, зажатым между каменными глыбами. Он услышал голоса и узнал гулкий голос Василия Самсоновича и тоненький Сонин голосок. «Я не виновата…» – пищала Соня. «Передозировка», – гудел главный врач.

Саня хотел приподняться на локте, но у него не хватило сил. Он открыл было рот, чтобы сказать им: «Это не передозировка, я здесь, со мной все в порядке», но не успел. Потолок оказался проворнее – он рухнул вниз, придавливая к кафелю безвольное Санино тело. Последним, что он увидел, была перегоревшая лампочка – где-то на уровне его лица.

Саню хоронили весенним утром – дождливым и теплым. На кладбище было грязно, Катя еще и к могилке подойти не успела, а ее туфли уже напоминали огромные грязевые комки. Мало народу собралось вокруг Саниной могилы. Конечно, если бы Катя пригласила своих светских знакомых, с которыми не общалась так давно, все бы они пришли. И Качук пришел бы, и даже Квадрович, и журналисты. С шикарными букетами, с дорогими венками и заранее заготовленными траурными речами. Потом бы все они поехали к Кате, мрачно пили бы водку, закусывая ее фирменными блинчиками с икрой, постепенно веселели. После пятого тоста никто бы про Санечку и не вспомнил, тем более что никто из них с ним особенно не дружил.

Но Катя не пригласила вообще никого. Пришел Егор – ему шел черный удлиненный сюртук. Пришел Олег. В мятой рубашке, с безумными глазами, растерянный, в очках набекрень. Катя заметила, что он осунулся, постарел и больше не был похож на героя-любовника из голливудской мелодрамы.

Когда гроб опустили в скользкую черную яму, все посмотрели на Катю. Ждали, что она скажет чего-нибудь.

– Я назвала ребенка в честь мертвого человека, – пожав плечами, сказала она. – Говорят, это плохая примета.

На выходе с кладбища к ней подошел Олег. Он приобнял ее за плечи, и Катя не стала сопротивляться.

– Катюша… Я знаю, что сейчас неподходящий момент, но все равно мне надо тебе сказать…

– Что?

Он так тепло смотрел на нее, что в какой-то миг Кате подумалось: он хочет к ней вернуться.

– Я улетаю на следующей неделе в Америку. Документы уже оформлены, вещи собраны.

– Надолго? – безразлично поинтересовалась она.

– Навсегда. Меня пригласили читать русскую литературу в один частный колледж.

– Желаю удачи… Ты хоть адрес оставь. На всякий случай… А как же твой… твой друг? Ты его кинул?

– Он летит со мной, – помявшись, признался Олег. – Знаешь… тебе, наверное, дико все это слышать, но у нас серьезно. Мы решили пожениться.

– Что-о?!

– Ну, в Америке это разрешено в некоторых штатах. Я слышал… Для Америки гомосексуальный брак не редкость. Там я буду чувствовать себя свободным. Понимаешь?

– Что ж… – Кате внезапно стало смешно, и она ничего не могла поделать с этим нездоровым истерическим смехом. – Пришли свадебные фотографии. Интересно.

– Хорошо, – уныло согласился ее – о, ужас! – бывший муж. Смех, фарс! Фарс даже на похоронах ее родного сына.

К ней подошел Егор – сегодня он выглядел серьезным и взрослым.

– Катя, мне нужно с тобой поговорить.

– Прямо сейчас? – ухмыльнулась она. – Не могу. Надо ехать домой, поминки. Многие придут. Шура придет.

– Об этом я, собственно, и хочу поговорить. Кажется, я знаю кое-что интересное для тебя.

– Вот как?

– Все равно тебе надо отвлечься.

– И что же? – без всякого интереса спросила Катя, поправляя кружевной траурный платок. Он не шел ей – она выглядела смуглой и старой.

– Я знаю, кто все это сделал.

– Что? Соню ты имеешь в виду? – удивилась Катя. – Так она в реанимации. Что с нее возьмешь?

– Я знаю, кто автор всех этих статеек про тебя. Я знаю, кто тебе звонил.

Катя изумленно вскинула на него глаза. Телефонный хулиган давно притих, и статейки иссякли – честно говоря, она уже и думать обо всем этом забыла. На фоне Санечкиной смерти эта история казалась таким пустяком.

– Да? Откуда ты можешь знать? – скептически усмехнулась она.

– Вычислил, – пожал плечами Егор. – Мне показалось странным, что все это прекратилось именно сейчас. А ведь могли бы написать и про нас, и про… и про твоего сына тоже.

Катя поморщилась. Чего он добивается, этот Егор? Неужели все это лишь элемент сложносочиненного кокетства?

– И что же ты вычислил? – спросила она, мечтая, чтобы он поскорее оставил ее в покое. – Кто он?

Егор огляделся по сторонам, словно желая убедиться, не притаился ли где-нибудь чрезмерно любопытный репортер. Но их оставили одних – у Кати был такой отрешенный вид, что никто не решался к ней подойти. Егор низко наклонился к ее лицу и вдул в Катино ухо одно-единственное слово.

Катя изумленно посмотрела на него, в первый момент ей показалось, что она ослышалась. Но Егор еле заметно кивнул, как бы подтверждая: это правда.

Она только и смогла ответить:

– Не может быть.

Они не виделись двадцать лет. Она осталась почти такой же – миниатюрной, хрупкой, стройной, пышноволосой. Конечно, на ее ухоженном лице появились морщинки, но, пожалуй, они ее только украшали – ее повзрослевшее лицо стало выглядеть более породистым и утонченным.

А вот он словно три жизни прожил. Катя даже отшатнулась, когда его в первый момент увидела. Перед ней сидел исхудавший старик. Может быть, впечатление усиливало инвалидное кресло? Его много лет бездвижные ноги как-то сдулись и напоминали бесформенные переваренные макаронины. А лицо… Словно он не в России жил, а в тропиках, где под палящим солнцем люди стареют быстрее, чем идет время. Но самое главное – изменился взгляд. Раньше он был мягким и теплым, обволакивающим каким-то – недаром ведь Федор умудрился прослыть бабником! А теперь его небольшие глазки глядели настороженно и зло.

Правда, когда он узнал Катю, его лицо просветлело, и ей даже показалось, что мелькнуло в нем что-то из той жизни. Примерно так смотрел он на нее, когда она впервые появилась в его студии на «Мосфильме», когда они сидели друг напротив друга в шикарном ресторане «Прага», когда он рассказывал ей о своих бесчисленных женах.

– Ты? – Он попытался приподняться с кресла, но, разумеется, ничего у него не получилось. – Что ты здесь делаешь?