Книга Царская пленница - Сергей Шхиян

К своему новому юному облику я подошел прагматично. По виду теперь мне можно было дать лет пятнадцать, и я просчитал, что это может затруднить общение с архиереем и прочими городскими знакомыми. Кто знает, будут ли они всерьез воспринимать недоросля.

За окном уже совсем стемнело. Я утомился за длинный день и решил не ломать себе загодя голову, а все дела отложить на завтра. Помывшись с дороги, я разделся и лег в нашу с Алей постель. Однако сразу уснуть мне не удалось. Слишком эта комната и кровать напоминали о недавнем прошлом…

Утро задалось серенькое и скучное. Я быстро оделся, позавтракал и отправился в церковь к заутрене. Служил ее мой знакомец отец Никодим. Народу по буднему дню было мало, в основном старички и старушки. У образов, как и положено, горели свечи, пахло ладаном. Священник был невыспавшийся, хмурый и, кажется, комкал службу. Я исправно крестился и кланялся, оглядываясь на честной народ, и вроде бы ничего не напутал в обрядовой части. Когда служба кончилась, я подошел к батюшке под благословение и спросил его, где сейчас владыка.

— А на что он тебе, отрок? — лениво поинтересовался священник, торопясь, судя по густому перегарному духу, опохмелиться.

— Дело у меня к нему, — ответил я, не собираясь вдаваться в подробности.

— Ишь ты, дело у него, — ухмыльнулся поп. — Коли так, обождать придется. Ждем владыку днями, а где он сейчас обретается, мне то неведомо. Видать, по епархии колесит. Ему до всякой мелочи дело есть.

— Может, он в губернском городе?

— Это навряд, — покачал головой отец Никодим, — не любит он города, больше по малым храмам ездит… Оставайся с Богом.

— Значит, когда сюда приедет — неизвестно? — расстроено переспросил я уходящего священника.

— Эка тебе приспичило. Уж не жениться ли собрался?

Я не ответил и побрел к выходу. Мне опять предстояло ждать у моря погоды, чем я, собственно, и занимался все последнее время.

У Котомкиных в доме весь люд был в делах, даже поговорить было не с кем. Сидеть без дела в пустой комнате я не хотел и потому предпочел пойти побродить по городу.

Глава двадцать вторая

Вы любите чужие маленькие города без достопримечательностей? Вы любите пыльные улицы и глухие заборы? Изредка мелькнет за приотворенной калиткой лицо любопытного, оглядит тебя и скроется в тайне чужой жизни. Вы медленно идете куда-то безо всякой цели, боясь, что и это скромное развлечение скоро кончится городской околицей. Не знаю, как вам, а мне вскоре сделалось скучно. Меня потянуло на подвиги, и я пошел в сторону хоромины, где меня чуть не принесли в жертву Вельзевулу.

Задами и огородами до этого мрачного места было недалеко, и вскоре я оказался у его глухой стены. Ворота были прочно заперты, и никаких признаков жизни за ними видно не было.

Я пошел к знакомому лазу в частоколе, через который мы с Иваном когда-то отсюда выбирались. Все здесь вроде бы оставалось таким же, как и тогда, но сам лаз исчез. Бревна были плотно подогнаны друг к другу и черны от времени. Никаких следов ремонта я найти не смог.

Я подумал, что перепутал направление, и двинулся в другую от ворот сторону. Там рос густой колючий кустарник Я вернулся назад и начал дотошно изучать изгородь. Ничего похожего на лаз и тропинку найти не удалось. Скука как-то сама собой прошла, и мне ужасно хотелось попасть внутрь этого таинственного места.

Я обошел всю огороженную территорию, примериваясь, как можно туда попасть. Даже при моей нынешней мальчишеской ловкости, сделать это было невозможно. Мало того, что бревна были очень высоки и отшлифованы строителями и временем, сверху их венчали острые ржавые пики. Ворота тоже были устроены так, что без приспособлений перелезть через них было невозможно

Я уселся на коновязный столбик и начал ломать себе голову, как перелезть через ограду. Было обидно, что я, представитель века передовых технологий, не могу придумать способ преодолеть средневековое фортификационное сооружение.

Придумалось три варианта. Первый, самый здравый, — повернуться и убраться восвояси, дабы не гневить судьбу и не нарываться на встречу с крутыми ребятами, имеющими мистические способности. Второй — пойти в близлежащий лес нарезать длинных веток и сделать из них что-нибудь вроде лестницы. Третий — отправиться в город и купить в скобяной лавке необходимое снаряжение. Это вариант я и выбрал.

По прошествии времени, я начинаю думать, что в тот момент мне подсознательно сделалось страшно и я, обманывая себя, начал оттягивать начало экспедиции. К тому же у меня с собой был один перочинный ножичек, и попади я в передрягу, мне нечем было обороняться.

Для бешеной собаки сто верст не крюк, а для пацановых ног не расстояние. Весело насвистывая, я отправился в центр города. Как и давеча вечером, его населения на улицах видно не было, только брехали за высокими заборами редкие собаки, да домашние животные бродили в окрестностях своих подворий.

В торговых рядах была та же спокойная сонливая обстановка, как и везде, и даже у трактиров не толпился народ. В скобяной лавке мне обрадовались как дорогому, нежданному гостю и начали пытаться впарить самый разнообразный товар.

Однако я, как дворянский отрок, шикнул на приказчиков и сам занялся отбором инвентаря. Первым делом мне была нужна толстая веревка, далее что-то вроде абордажного крюка и легкий, по руке, топор. Все это отыскалось довольно быстро. На роль крюка я выбрал якорь для шлюпки. Он был тяжеловат, но ничего другого, более подходящего в продаже не было.

Оплатив и упаковав снаряжение, я заскочил к Котомкиным пообедать. Обед затянулся и порядком меня отяжелил, однако лазать по стенам на голодный желудок мне не хотелось. Прихватив с собой, кроме «альпинистского» снаряжения, белое и огнестрельное оружие, я вышел в поход.

Около трех часов пополудни я, наконец, добрался до заветного забора и тут же приступил к штурму. Привязав к якорю веревку, забросил его на стену, где он и застрял между концов двух бревен. После этого обвесился своей амуницией и, засунув сзади за пояс топор, не без труда вскарабкался на частокол. Вблизи острые пики, воткнутые в заостренные торцы бревен, оказались не такими страшными, как виделись снизу, и сильно изъеденными коррозией. Я без труда согнул их ударами обуха топора и, укрепившись на верхушке стены, перебросил веревку внутрь ограды.

В усадьбе никого не было, но меня не оставляла тревога. В тишине и запустении была какая-то необъяснимая угроза. Я уже привык прислушиваться к предчувствиям, и мне ужасно не захотелось спускаться вниз. Сидя между двух заостренных бревен, как бедуин на верблюде, я попытался проследить мотивы своего поступка.

Мне вдруг сделалось скучно, я вспомнил про храмовину и отправился сюда. Кажется, внешних стимуляторов у этого порыва не было. Никакие обстоятельства меня к этому не подталкивали. И все-таки я не был до конца уверен, что меня опять не вынудили исполнять чужую волю.

…Сидеть до бесконечности в экзотической позе на заборе было глупо. Нужно было на что-то решиться, возвратиться в город или спуститься во двор. Я, было, решил вернуться, но любопытство пересилило, и вместо этого я соскользнул по веревке вниз. Здесь все было мирно и обыденно: высокая, немятая трава и заросли бурьяна.