Книга Тайные тропы - Георгий Брянцев

— Вам, мой господин, все звонят и звонят, — доложил служитель.

Шагая по залу, Юргенс услышал дребезжание телефона и ускорил шаг Звонил аккуратный Гельмут.

— Я вас слушаю...

— В половине одиннадцатого вы должны быть у шефа.

— Проклятие!.. — зарычал в трубку Юргенс. — Это невозможно. Все проваливается. Спросите его, точно ли с это время я ему нужен.

— Сию минуту.

Настала пауза. Через несколько секунд Гельмут вернулся.

— Ровно в половине одиннадцатого... — повторил он*

— Что там произошло?

— По-моему, ничего особенного.

— Как он держит себя с вами?

— Прекрасно.

— Но вы понимаете, что все рушится? Он ломает все планы. В одиннадцать, во что бы то ни стало, я должен быть в другом месте... Я должен разговаривать с человеком Шурмана. Вы понимаете?

— Неужели?

— Да, да, да! Спросите его еще раз, как долго он меня задержит. Может быть, я успею. Удобно вам это сделать?

— Сейчас... это мелочь.

Вновь настала пауза. Юргенс не мог сдержать злорадной улыбки. Она скривила его лицо. Все развертывалось по плану.

— Минимум на два часа, — доложил Гельмут.

— Нет, нет, второй такой возможности мы не получим... Я теряю голову... Что делать? Что делать, скажите? Хорошо, сейчас я буду у вас. Встречайте меня у подъезда.

Юргенс положил трубку и облегченно вздохнул.

Ну, запутал он этого сопляка. Теперь Гельмут не выкрутится.

...За пять минут до назначенного времени машина Юргенса остановилась у резиденции Марквардта. Гельмут уже ожидал, и по его виду можно было определить, что он волнуется.

Юргенс подошел, взял его под руку и быстро заговорил.

Гельмут заинтересован во всем не меньше, а даже больше его. Он должен поехать и встретиться вместо Юргенса с человеком Шурмана. Он прилетел на самолете. Надо рассказать ему все откровенно. Он находится на аэродроме и должен в половине двенадцатого улететь дальше, в Берлин. Он будет одет в серый пиджак, в руках тросточка и желтый чемодан. Место встречи — у правого входа в зал. Пароль: «Вы не видели здесь девушку с собачкой?». Ответ: «Она прошла мимо».

Гельмут мысленно повторил условия встречи и вдруг спохватился: а как он отлучится? Ведь он, пожалуй, нужен будет шефу.

— Это я беру на себя, — сказал Юргенс. — Еще одна деталь — вы кого-нибудь, кроме меня, информировали об этом?

— Вы что? — возмутился Гельмут.

— Тогда зайдемте к нему вместе. Говорить буду я, — и оба вошли в дом.

Марквардт сидел один. Увидев вошедших, он сухоофициально обратился к Юргенсу:

— Что у вас за горячка? Чем вы заняты и куда торопитесь?

Юргенс доложил. У него деловое свидание в одиннадцать часов на аэродроме. Человек приезжий. Срывать встречу нельзя.

— Ерунда! Пошлите кого-нибудь из своих сотрудников. Вы нужны мне...

Но ему некого послать. Поездка займет полчаса. Он бы очень просил шефа поручить встречу господину Гельмуту.

— Не возражаю. Введите его в курс дела... Пожалуйста...

Юргенс и Гельмут вышли.

— Слава богу, — вздохнул Юргенс, — мы спасены... Вы все помните?

— Помню.

— Подъезжайте прямо к аэродрому, в вашем распоряжении пятнадцать минут... Торопитесь, другой такой возможности мы уже не получим, — и Юргенс скрылся в кабинете шефа.

Утром полицейские доставили в резиденцию Марквардта труп Гельмута.

— Я не мог понять, куда он исчез, и вот пожалуйте, — тихо сказал Марквардт.

Полицейский инспектор осмотрел труп, лежащий на полу приемной.

Вместо единственного глаза на лице Гельмута зияла дыра. Вторая пуля застряла в кишечнике.

— У нас в городе происходят невероятные вещи, — сказал инспектор, — что ни ночь — новость. Ну что же, чадо везти тело в морг. Вам оно теперь, пожалуй, больше не нужно...

6

Альфред Вагнер и его работник склонились над небольшой картой Европы.

Подчеркнув города, освобожденные Советской Армией, работник обратил внимание Вагнера на запад, на Францию. За июнь и часть июля союзники овладели городами Байе, Форминьи, Лизон, Гранкан, Карантан, Шербур, Кан, Ла-э-Дю-Пюи, Сен-Ло. Пришлось подчеркнуть и их.

— Часы истории отбивают свое время, — проговорил Вагнер, — дело идет к развязке. Это понятно даже мне, невоенному человеку. — Шлепая по полу ночными туфлями, он подошел к этажерке и, взяв пачку газет, положил ее на стол.

В каждую газету были вложены листки разноцветной бумаги, указывающие отмеченные места. Вагнер стал просматривать статьи.

— Господам, которые пишут, мало дела до народа, — заметил он. — Они рассуждают, говорят красивые фразы, высказывают свои мысли. — Вагнер вздохнул и приблизил к глазам страницу. — Эти писаки думают, что они в состоянии успокоить людей и вселить веру. Они горько ошибаются. Люди думают о завтрашнем дне. — Вагнер посмотрел поверх страницы на Алима. — Ты, конечно, понимаешь, что значит для народа завтрашний день. Это трагический момент.

— Скажите, Альфред Августович, — спросил тихо Алим, — вам жаль свою страну, которая на ваших глазах идет к гибели?

Вагнер задумался. Вопрос собеседника своей прямотой причинил острую боль сердцу. Он, старик, часто сам мучился этим вопросом и не раз задавал его себе; ведь он немец, разве мог он не спросить себя об этом в такие тяжелые дни. Вагнер с грустью посмотрел на Алима.

— Мне жаль мой народ, — сказал он просто и искренне. — Нравственная кабала достигла у нас невиданных размеров. Гитлеровцы отбросили нас на тысячи лет назад, они грубой силой столкнули с правильной дороги целый народ... и не только столкнули, но и заморили его... и народ отупел, начал умственно вырождаться... Такие пороки, как разврат, кровосмешение, раболепство, угодничество, ложь, насилие, стали обычным явлением. Сотни тысяч изнывают в лагерях. Кровью народа пропитана вся Германия. Тяжело! Очень тяжело быть свидетелем таких страданий людей.

— Я думал почему-то, что немцы не дадут Гитлеру поднять руку на советскую страну, а вышло совсем другое, — сказал Алим.

— Ты прав, — согласился Вагнер, — мы много думали, а мало делали. Точнее сказать: мы думали одно, а делали другое, а вы, русские, советские люди, делали то, что думали. Вы меньше говорили, больше делали. В этом ваше преимущество. К немцам можно предъявить много претензий...

Во дворе послышалось тихое кошачье мяуканье. Вагнер и Алим переглянулись. Мяуканье повторилось.

— Смотри тут, — сказал Вагнер, показав кивком головы на винтовую лестницу, ведущую в мезонин, — я сейчас вернусь.