Книга Орёл в стае не летает - Анатолий Гаврилович Ильяхов

основанием, другую с покрытием из грязи. Царевич и его товарищи ежедневно умащивали тела маслом из плодов оливы и до изнеможения занимались под тренерским наблюдением: тела, скользкие от масла, грязи и пота, становились невозможными для прочного борцовского захвата; песок, прилипая к телу, наоборот, облегчал захват. После тренировки юноши счищали друг с друга пот с грязью особыми стригалями, после чего мылись в бассейне и снова натирали уже чистые тела маслом и благовониями.

Среди занятий по военной подготовке в особом почёте было метание диска, поскольку мастерство в этом виде атлетических состязаний помогало пехотинцу в бою: он с боевыми товарищами производил броски камней во вражеский строй. Диск на тренировках кидали с места после вращения на месте.

Особой любовью Александра пользовалось копьеметание в цель. Он хорошо усвоил приём своего предка Ахилла – в момент броска при помощи кожаной петли придавал копью особое вращательное движение вокруг своей оси, и оно пролетало на четверть стадия*. Наследник царя Филиппа бросал копьё слева и справа с одинаковой силой и с точностью, что было не под силу его сверстникам.

От кулачных схваток – пюгмэ – Александр отказывался по той причине, что поединки обычно считались завершёнными, когда один из соперников терял сознание или получал повреждение от удара тяжёлой рукавицей, или отказывался от продолжения схватки из-за явного преимущества соперника. Поражение в кулачном состязании рассматривалось в Македонии не меньше, чем позорное бегство воина с поля сражения. Ни того, ни другого сын царя позволить себе не мог, но приёмами кулачного боя овладел, предполагая, что во время сражения ему придётся сходиться врукопашную, когда без смертельного боя не обойтись.

Все виды тренировок регламентировались циклами, по которым физические нагрузки постепенно возрастали или снижались. К примеру, в первый цикл, состоящий из четырёх тренировок, велись подготовительные занятия в ослабленном режиме; во второй – нагрузка возрастала, в третий – снижалась, в четвертый – достигала уровня, необходимого для длительного поддержания организма в хорошей физической форме. Александр чувствовал, что с каждым занятием его мышцы обретали прочность, всё тело – выносливость и недосягаемость болезнями, а душа обретала боевой настрой.

– Ты можешь знать всего Гомера наизусть, – сказал однажды сыну Филипп, – но ни один человек, не выучившийся бороться, плавать и пользоваться пращей и луком, не может в Элладе считаться образованным.

Расставание

Настал день, которого так ждал Александр. Отец покидал Македонию, отправляясь с войском в страну скифов, и по этой причине отзывал наследника в Пеллу. Так и написал в письме сыну: «Сохранять престол в отсутствие царя». Аристотель неожиданно для себя сильно огорчился из-за того, что занятия закончились, хотя в письме Филипп заверял, что Александр обязательно вернётся в Миэзу, как только позволит обстановка. Царь благодарил наставника за усердие, убеждал остаться в Македонии. Судя по уважительным словам царя, обращённым в письме Аристотелю, расставаться с ним он не намерен.

Александр пришёл к наставнику в конце дня, прощаться. Сияющее лицо не скрывало его настроения, что могло означать только то, что мальчик вырос и учитель ему не нужен. В Пелле начинается новая жизнь, полная государственных забот и новых впечатлений…

Аристотель смотрел на царевича и не знал, как себя вести – огорчаться расставанию или радоваться вместе с ним. Первоначально у Александра было намерение не задерживаться у наставника, сослаться на сборы в дорогу и уйти. Но слово за слово, они разговорились до поры, когда небосвод украсился звёздными блёстками…

Ущербный лик луны высветил притихшую ночную Миэзу. Едва слышно потрескивали язычки в масляных лампадах, рисуя на стенах демонов ночи. Тени их судорожно корчились, словно старались испугать хозяина и его гостя, а они не замечали ничего вокруг – учитель проводил в Миэзе последний свой урок:

– Александр, прими мои слова, словно отца своего, но я вижу возвеличивание Эллады среди варварских племён лишь с твоим участием. Ты будешь на самом верху власти, но это меня и беспокоит, поскольку с таким положением не каждый справится, – задумчиво произнёс Аристотель. – Мой тебе совет: старайся показать свою власть не высокомерной, употребить её на добрые дела сообразно добродетели, выше которой в жизни ничего не может быть. Человек не вечен на земле, но после неизбежной смерти он может стяжать бессмертную память о себе благодаря величию своих дел. Я верю, что такая судьба постигнет тебя, мой мальчик, и время не сможет ничего затмить из того, что ты совершишь.

Александру удивительно было видеть опечаленным лицо наставника, слушать от него, обычно скупого на похвалу, слова, тревожившие, цеплявшие душу. Аристотель не скрывал волнения, и от этого слегка картавил (дефект речи с детства), – сейчас он не был уверен, что они скоро увидятся.

– Ты всего добьёшься, дорогой Александр, ведь ты воспитан любящими тебя родителями, да и мой скромный вклад в твоё образование тебе не будет в тягость. Насколько ты до сих пор выделялся дарами судьбы и знаниями, настолько ты будешь первенствовать в доблести и прекрасных делах.

Глаза Аристотеля сияли необычным светом, будто исходили изнутри. Голос, ранее тихий и временами пресный, скучный, обрёл уверенное звучание. Сегодня он говорил с царским сыном откровенно, как с близким человеком:

– Эллины в несчастьях привыкли сетовать на судьбу, какую дают им всесильные боги, Зевс. Но если всё у человека происходит по заранее определённой судьбе, значит, всё происходит в силу естественного непрерывного сцепления и переплетения причин; а если это верно, то ничто не в нашей власти. В действительности же не всё происходит от судьбы.

Голос у Аристотеля зазвучал громко, уверенно, словно он читал лекцию большой группе слушателей:

– Если ты, Александр, пойдёшь по стопам отца и получишь престол, обладая которым возьмёшь на себя управление народом Македонии, на одну судьбу тебе надеяться не следует. Ведь в человеческом мире нет ничего устойчивого и твёрдого, и даже солнце держится только до вечера; первая же превратность нарушает, изменяет и путает все человеческие жизни. Я уверен, что ты переступишь черту, определённую божественной судьбой, ты наверняка захочешь большего. – Голос Аристотеля зазвучал торжественно, – ты добьёшься всего, чего захочешь сам. Война будет твоим ремеслом. Черпай смелость свою, полагаясь не на судьбу свою, а на свои добродетели, умение хорошо и благоразумно поступать в пределах общепринятых гражданских правил.

Александр ловил каждое слово, осознавая, что такого откровенного вечера с наставником больше не случится.

– Сила твоя, Александр, как военачальника, стратега, должна исходить не из численности армии, а из политики, которую будешь проводить в покорённых городах, что дашь ты гражданам тех городов вместо независимости и свободы. Действуя правильно,