Книга Чужие - Дин Кунц

— И где вы обедали каждый день? — спросил Пабло.

— В гриль-кафе «Транквилити». Заведение маленькое, выбор не ахти какой, но еда вполне приемлемая. — Эти слова Джинджер тоже произнесла пустым, никаким голосом.

— И что вы там ели?

Она помедлила.

— Я… я не помню.

— Но вы мне сказали, что еда была неплохая. Как вы можете судить о еде, если не помните, что ели?

— Мм… заведение маленькое, выбор не ахти какой.

Чем настойчивее пытался Пабло добиться от Джинджер подробностей, тем больше она напрягалась. Ее голос, выдававший запрограммированные ответы, оставался лишенным эмоций, но на лице появилось выражение тревоги.

Пабло мог бы сказать Джинджер, что ее воспоминания о тех четырех днях в мотеле «Транквилити», лежащие на поверхности, — ненастоящие. Он мог бы приказать ей выкинуть их из головы, как сдувают пыль со старой книги, и она бы сделала это. Потом он мог бы сказать, что ее истинные воспоминания спрятаны за блоком Азраила и надо стереть его в порошок. Но тогда с ней случилась бы кома или что похуже. Нет, ему придется провести много дней или даже недель, ища крошечные трещины в ее блоке, осторожно исследуя ее память.

Пока он удовлетворился тем, что точно определил украденные из ее жизни часы. Он вернул ее в пятницу, 6 июля позапрошлого года, и спросил, в котором часу она зарегистрировалась в мотеле «Транквилити».

— В самом начале девятого. — Джинджер перестала говорить деревянным голосом: эти воспоминания были реальными. — До захода солнца оставался еще час, но я была без сил. Мне хотелось только поесть, принять душ и лечь в кровать.

Она подробно описала мужчину и женщину за стойкой регистрации, даже назвала имена: Фей и Эрни.

— Итак, вы зарегистрировались, — сказал Пабло, — и поели в гриль-кафе «Транквилити» рядом с мотелем. Опишите его.

Джинджер стала в мельчайших подробностях описывать гриль-кафе. Но когда он перенес ее вперед, к тому времени, когда она покинула заведение, воспоминания опять оказались ложными, поверхностными и бесцветными. Несомненно, их изменили. Речь шла об отрезке времени от выхода Джинджер из гриль-кафе вечером в пятницу и до ее выезда из мотеля во вторник утром, когда она направилась в Юту.

Пабло вернул Джинджер в маленькое кафе, желая обнаружить то мгновение, когда подлинные воспоминания заканчивались и начинались фальшивые.

— Расскажите мне о вашем обеде с того момента, когда вы вошли в «Транквилити», вечером в пятницу. Минута за минутой.

Джинджер выпрямилась в кресле. Было видно, как за опущенными веками двигаются глазные яблоки, словно она посмотрела налево, потом направо, входя в дверь. Она разжала кулаки и, к немалому удивлению Пабло, встала, пошла к центру комнаты. Он встал рядом с ней, чтобы она не наткнулась на мебель. Джинджер не знала, что находится в его квартире, воображая, будто идет между столиками кафе. Когда она начала двигаться, напряжение и страх оставили ее: она полностью переместилась в то время, когда неприятности еще не начинались, когда у нее не было повода напрягаться или бояться.

Спокойным голосом, свободным от всякой тревоги, она начала говорить:

— Я потратила какое-то время, чтобы освежиться, перед тем как прийти сюда, и теперь за окном почти сумерки. Долины оранжевые в лучах предзакатного солнца, и само гриль-кафе внутри приобрело такой же оттенок. Я, пожалуй, сяду вон там, в углу у окна.

Пабло пошел с ней, провел мимо картины Пикассо к одному из диванов, с подушками разнообразных пастельных цветов.

Джинджер сказала:

— Мм… Хороший запах. Лук… пряности… картошка фри…

— Сколько народу в кафе, Джинджер?

Она помолчала, повернула голову, оглядывая зал с закрытыми глазами.

— Повар за прилавком и официантка. Три человека… наверное, дальнобойщики. Еще три за тем столиком… и упитанный священник… один человек в том полукабинете… — Джинджер продолжала показывать и считать. — Всего, значит, одиннадцать. И я.

— Хорошо, — сказал Пабло, — пройдем к столику у окна.

Она тронулась с места, смутно улыбнулась кому-то, сделала шаг в сторону, обходя видимое только ей препятствие, потом вдруг удивленно дернулась и вскинула руку к лицу:

— Ой!

Она остановилась.

— Что такое? — спросил Пабло. — Что случилось?

Несколько секунд она часто-часто моргала, потом улыбнулась и заговорила с кем-то, сидевшим здесь, в кафе «Транквилити», 6 июля позапрошлого года:

— Нет-нет, я в порядке. Ничего не случилось. Я ее уже стряхнула. — Она провела рукой по лицу. — Видите?

Ее взгляд был устремлен вниз, словно она смотрела на другого человека, который сидел. Затем она подняла глаза — человек встал.

Пабло ждал продолжения.

— Бросать соль через плечо лучше понемногу, — сказала она, — иначе бог знает что случится. Мой отец бросал три раза. Будь вы моим отцом, вы бы засыпали меня с ног до головы.

Она двинулась дальше. Пабло воскликнул:

— Стойте! Джинджер, погодите! Тот человек, который бросил соль через плечо… Скажите, как он выглядит?

— Молодой, — сказала она. — Тридцать два или тридцать три. Рост около пяти футов десяти дюймов. Стройный. Темные волосы. Темные глаза. Привлекательный. Похоже, слегка робок, довольно мил.

Доминик Корвейсис. Нет сомнений.

Она двинулась дальше. Пабло оставался рядом с ней, пока не понял, что она собирается сесть в полукабинете, и тогда осторожно направил ее на диван. Джинджер села, посмотрела в сторону окна, улыбнулась видной только ей панораме невадских долин в свете уходящего солнца.

Пабло наблюдал и слушал, как Джинджер обменивается любезностями с официанткой и заказывает бутылку «Курса». Подали пиво, Джинджер изобразила, как она потягивает его, провожая взглядом заходящее солнце. Секунды тикали, но Пабло не торопил ее, потому что знал: они приближаются к критическому моменту, когда реальные воспоминания заменятся ложными. То, что Джинджер видела, но не должна была видеть, произошло приблизительно в это время, и Пабло хотел узнать все, что можно, о происходившем непосредственно перед событием.

Там, в прошлом, наступили сумерки.

Вернулась официантка. Джинджер заказала тарелку домашнего овощного супа и чизбургер со всеми приправами.

На Неваду опустилась ночь.

Перед тем как ей подали заказанное, Джинджер вдруг нахмурилась и сказала:

— Что это?

Она недовольно посмотрела в воображаемое окно.

— Что вы видите? — спросил Пабло, прикованный к своему неудобному месту наблюдения в реальной действительности Бостона.

На лице Джинджер появилось обеспокоенное выражение, она встала:

— Что это за шум, черт побери? — Она недоуменно посмотрела на других людей в кафе и сказала, обращаясь к ним: — Я не знаю. Не знаю, что это. — Неожиданно она пошатнулась и чуть не упала. — Гевалт![24] — Она протянула руку, словно чтобы опереться о диван или стол и не упасть. — Трясется. Почему тут все трясется? — Удивленная случившимся, она вскочила. — Мой стакан с пивом перевернулся. Это что, землетрясение? Откуда шум? — Она снова пошатнулась, на ее лице появилось выражение испуга. — Дверь! — закричала она и резко остановилась. Ее покачивало, трясло, она задыхалась.