Книга Черно-белая жизнь - Мария Метлицкая

А ведь Виктор прав: бизнес в России – это, знаете ли, не для слабонервных! Слабонервной она не была – это точно. И приняла правила игры – раз и навсегда. Приняла скрепя сердце, отвергая душой – но понимая умом: Расея-матушка! Здесь все именно так, и никак не иначе. И что остается? Или – вали, или мучайся дальше в родных пенатах. Валить не хотелось. Россию она любила. Можно было и по-другому, например, работать на «дядю». Она бы и здесь – наверняка! – быстро сделала приличную карьеру и зарабатывала хорошие деньги. На жизнь бы точно хватало. Но! она-то всегда стремилась к другому – если и не к большим деньгам, то к самостоятельности, росту, своему делу, где она полноправная хозяйка. Ну а к этому прилагались и все прочие хлопоты, проблемы и проблемки и, разумеется, потери. Леля четко понимала: это ее путь. И другого не будет.

Правда, каждый раз, когда прикладывали мордой об асфальт, было непросто. Пару раз приходили в голову мысли – а не послать бы все это, а? Далеко и надолго. Сил-то уже поубавилось!

А потом вспоминала, как пробивалась в этом жестоком и беспощадном мире наравне с сильными и могучими мужиками. И никто ей скидок не делал, пощады не давал как женщине. Все – на равных. А самое главное – ее имя. Ее честное имя, которое она сама заработала. И добилась, чтобы ее уважали, чтобы ее, Ларису Александровну Незнамову, считали приличным человеком.

Сейчас тоже подступило именно это: а не послать бы все? Денег, конечно, почти совсем нет – все вложено, много кредитов и даже долгов. Но у нее есть помещения – свои площади, между прочим! И как они выросли в цене – всем понятно. И пусть даже кризис, чтоб его – второй за последнее десятилетие, – все равно цена этой кубатуре есть, и приличная. Этого хватит, чтобы покрыть все долги. И чуть-чуть останется, чтобы спокойно дожить. Спокойно! Правда, к этому слову надо еще добавить слово «скромно». Хватит на кусок хлеба, на колготки, на скромный турецкий курорт.

А как же все остальное? То, ради чего она, собственно, все эти годы жила? Производство, цеха, доброе имя, фирменный знак? Вспомнила, с чего начинала: на импортное оборудование денег не было, на фабрике стояли российские узлы, а с ними были проблемы. Только спустя лет пять или семь закупили немецкие и итальянские. А пока вышла на нормальных поставщиков! Сколько ее обманывали, боже! Сырье закупалось в России и Бельгии. Для тех, кто не знает, цена какао-массы, самого дорогого компонента шоколада, колеблется, как цена на нефть, в зависимости от количества выращенных деревьев и мировых потребностей.

В ее продукции не было заменителей, и покупателя своего она не обманывала: только какао-масса из перетертых бобов – вот из чего состоит настоящий шоколад.

Поставщики молока, сухофруктов, орехов собирались годами кропотливой и сложной работы.

А как разогнать тех, кто столько лет служил верой и правдой? Кто поддерживал ее в самые-самые тяжелые дни? Она не про офисных, нет. Она про технологов, про мастеров, про начальников цехов. И потом, вывезти оборудование, распотрошить офис? Ну ладно. Допустим. А дальше? Чем вообще заниматься? Ну, о’кей, день, два, неделю – это понятно. И даже месяц – тоже понятно. И даже два или три. А что потом? Потом, когда наконец она отдохнет и когда к ней придет осознание, что никуда не надо идти. Никуда и никогда – ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Она – домашняя хозяйка! Варить обеды, тыкать в углы пылесосом, смотреть сериалы, и все?

Да! И еще кое-что! Вот про это-то мы и забыли! А Катькин Париж? «Парижик», как она его называет. Ее учеба и дальнейшие планы? А планы были купить там дочери квартирку. Конечно, самую скромную и самую крошечную. Но в приличном районе! На квартирку в Парижике было кое-что и отложено. Правда, с болезнью мужа в заначку пришлось нырнуть – и не раз. Но Леля от своих планов отказываться не привыкла – и квартирку в Парижике надлежало приобрести.

А дальше всплывало одно за другим – одна картинка сменяла другую. Квартира и ее содержание. Загородный дом и его содержание. Услуги садовника и домработницы. Машины – две. Содержание Катькиной квартиры в Парижике. Плата за ее учебу. Лечение мужа. Ну, и все остальное, к чему она давно успела привыкнуть и с чем расставаться было как-то не с руки, если честно. Так что было за что побороться.

Остаток дня она еще пыталась вести какие-то разговоры, взывать, что называется, к совести обещавших, но уже прекрасно понимала, что все это бесполезно – ей отказали. Правда, все еще звучали фразы типа «Лариса Александровна, дорогая! Конечно, мы постараемся!». И все-таки это был отказ – вежливый и корректный. Красивая мина при плохой игре – вот как это все называлось.

Получилось все как всегда – в кредитовании было отказано, те, кому она была должна, ждать отказывались, сорвались старые, надежные и крупные клиенты – кризис, а другие, обещавшие предоплату, тоже сиганули в кусты. «Времена такие, Лариса Александровна! Ну, вы же сами знаете! У всех все хреново».

Ее пребывание в Москве явно затягивалось. Так, в суматохе и невеселых раздумьях, незаметно пролетели недели.

Однажды вечером она сидела в своем кабинете, не зажигая света, и смотрела в окно. Город накрывали густые и плотные сумерки. Такая же чернота заползала и в сердце – надежды почти не было. А если по правде, не было вовсе. Ничего не получалось. Совсем ничего.

В дверь постучали, и Леля вздрогнула, словно очнулась. На пороге стояла помощница Юлечка и жалобно хлопала длинными ресницами.

– Может, кофе? – робко спросила она. – ну, или что-нибудь съесть?

Юлечка была заботливой и слегка бестолковой. Но Леля, становясь старше и опытней, понимала, что честность и преданность важнее, чем сообразительность или хитрость. Юлечка заботилась о ней как о сестре или матери, и это было куда ценнее, чем быстрый и сметливый ум второй секретарши – Оли. Вот той было совершенно по барабану – поела ли хозяйка, попила и в каком она настроении. Оля знала себе цену: «Не нравится? Да ерунда! Тут же найду другое место – два языка и высшее образование. А сижу тут у вас в приемной…» Оля работала так, что Леля считала себя ей обязанной.

Леля чуть улыбнулась:

– А правда, Юль! Я ведь с утра не ела. Давай что-нибудь пожуем! Ты права! В конце концов, что нам теперь? Помирать? От расстройства или от голода? Впрочем, Юлечка, разница небольшая.

Ну и перекусили – как извинительно сказала Юлечка, чем бог послал, – Юлечка поделилась домашними бутербродами, нарезанными заботливой маминой рукой. Бутерброды и вправду были «мамины» – тонкие куски хлеба, аккуратный слой сливочного масла и домашняя буженина с чесночком. Вкусно – ох! К этому роскошеству прилагалась и чашка хорошего, крепкого и сладкого кофе – совсем красота! Кофе они пили вдвоем с Юлечкой. Та робела и опускала глаза. Леля знала – за работу девочка очень держится, живет вдвоем с мамой, и та женщина нездоровая. Отец ее был человеком прекрасным, самым заботливым мужем и отцом, при нем жили как в раю – просто вообще бед не знали. А после его скоропостижной и неожиданной смерти все развалилось – Юлечка не успела закончить институт, и ей пришлось выходить на работу. Мама, увы, работать уже не могла. Но жили они так дружно, в такой огромной любви и взаимной поддержке, что ни на что не сетовали – только в их доме навечно поселилась печаль по любимому и дорогому человеку. Девочка говорила о матери так трогательно и тепло, что у Лели выступили слезы. Ну и, конечно, подумала о себе и Катьке. Нет, Катька была неплохой, но… Да никаких «но»! Сама виновата – посадила всех в инкубатор под лампу, вот и отвечай!