Книга Войны Миллигана - Дэниел Киз

– Судебно-психиатрический центр имени Моритца – это тюрьма, – сказала она. – Если бы его лечили как следует, он давно был бы здоров, работал и платил налоги.

Она рекомендовала восстановить доктора Стеллу Каролин в статусе лечащего врача.

Заместитель генерального прокурора штата Огайо Майкл Эванс выступил против и сообщил, что Департамент психиатрии хочет привлечь к лечению Миллигана Шейлу Портер, соцработницу со специализацией в психиатрии, которая будет работать при поддержке опытного психиатра.

Кура заявил судье, что Билли сбежал, потому что боялся враждебно настроенного врача. Камнем преткновения стал спор по поводу того, что́ является правильным лечением и какие препараты следует использовать.

Кура настороженно относился к любым предложениям по поводу лекарств, потому что почти все они уже были использованы против Билли. Он считал, что психбольницы – особенно муниципальные – заменили смирительные рубашки отупляющими препаратами, которые превращают трудных пациентов в овощи. А Билли вечно им сопротивлялся и противодействовал. Сейчас он утверждал, что его пытаются лишить воображения – фактически уничтожить творческое мышление. Стремилась ли вообще больница вылечить Билли или просто усмиряла мешавшего им смутьяна?

Кура знал, что доказать это в суде будет крайне сложно – мол, ты сбежал вынужденно, потому что, судя по назначенным препаратам, кто-то из руководства пытался тебя убить. Иными словами, он должен был обвинить официальных представителей системы в злодействе. Да, аргумент проблематичный, поскольку судья как часть системы обязан ее поддерживать.

Двадцатого апреля тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года судья Джонсон постановил, что Миллиган останется в Судебно-психиатрическом центре имени Моритца еще на два года.

Кура проинформировал суд, что будет подавать апелляцию. Даже свидетели со стороны штата заявили, что Билли не опасен для окружающих. Только для себя.

– А причина того, что он опасен для себя, – пребывание в Моритце.

Только позже, после того как Кура через суд получил доступ к бумагам Управления по условно-досрочному освобождению, он понял, чем было вызвано столь жесткое решение судьи Джонсона.

Глава управления Джон Шумейкер лично писал судье и настаивал, чтобы тот передал Билли в ведение управления, которое незамедлительно вернуло бы Билли в тюрьму. Шумейкер настаивал, что, поскольку управление выдало ордер на арест Билли после побега, они имеют право взять Миллигана под стражу.

Кура, однако, знал, что в подобных ситуациях снова выходят на свободу лишь считаные единицы. Управление по УДО было независимой структурой в пенитенциарной системе, всесильной, неподотчетной никакому вышестоящему органу, и его решения обжалованию не подлежали. Отдать Билли в лапы Шумейкеру было равносильно смертному приговору. В тюрьме Билли наложит на себя руки или умрет при неясных обстоятельствах, и это представят как самоубийство.

Очевидно, судья Джонсон решил, что единственный способ спасти Билли от тюрьмы – оставить его в юрисдикции Департамента психиатрии. Кура с изумлением осознал, что Джонсон – на стороне Билли.

2

Лечащая команда и большинство знакомых Билли радовались его намерению освоить компьютер. Они давно убеждали его приобрести какую-нибудь профессию в дополнение к рисованию, чтобы после освобождения он мог зарабатывать на жизнь.

Он объяснил желание оплатить компьютер из своего пособия тем, что не хочет делать это через отдел материально-технического оснащения Департамента психиатрии.

– Мне нужны диски, кабели, программы, и я не хочу, чтобы охрана прогоняла их через металлодетекторы, стирая всю информацию, так что ими невозможно будет воспользоваться.

Департамент распорядился, чтобы все, что имеет отношение к компьютеру Миллигана, направлялось непосредственно его соцработнику и вручалось ему сразу же в день прибытия.

Они также согласились не информировать о его состоянии прессу. Он не хотел, чтобы журналисты знали, на каких условиях он прекратил голодовку. В сообщении для прессы говорилось только, что его питание стабилизировано и он постепенно набирается сил.

Наконец настал день, когда пришли его заказы. Он проверил – все на месте. Модем он не заказал, потому что не знал, как эта штука работает, и понимал, что охранники ему в этом вряд ли могли помочь. Борден говорил, что компьютер через модем подсоединяется к телефонному разъему, и это позволяет получать информацию из любой точки мира.

Информация всегда была его главным помощником. Так что, поразмыслив, он заказал модем и учебники по телекоммуникации.

Департамент психиатрии сообщил, что изучать программирование – это хорошо, но важно продолжать лечение. Поскольку он не доверял никому в ЦСПО, то в конце концов согласился встретиться с соцработницей, которую департамент нанял в качестве основного лечащего врача.

Кура напомнил ему, что Шейла Портер уже имела отношение к его делу, давно, еще в семьдесят седьмом году. Как соцработник она была частью коллектива врачей, вместе с психологом Дороти Тернер и доктором Стеллой Каролин. Теперь, десять лет спустя, суд направлял ее спасать его от смерти.

Проходя через металлодетекторы в комнату для свиданий, он увидел хрупкую миниатюрную женщину с темными пристальными глазами, темными волосами, модной прической и фарфоровой кожей. Ярко-красная помада гармонировала с лаком на длинных ухоженных ногтях. Она выглядела не так, как он ее помнил, и очень отличалась от других психиатров.

Она быстро записала что-то в желтом линованном блокноте. Для него это не было неожиданностью – все психиатры вели записи. Вот только в данном случае они и двух слов друг другу не сказали. Что, черт возьми, она там уже строчит?

3

ЗАПИСИ ШЕЙЛЫ ПОРТЕР:

22 мая 1987 года, 19:00–20:30.

Впечатление: несколько неопрятный; десять лет после нашей последней встречи – постаревший и усталый.

Думаю, что разговаривала с Билли, хотя он говорил «мы» и «нам». Он потерял надежду, демонстрирует суицидальную направленность и убежден, что никогда не выйдет на свободу. Потухший взгляд. Он так болен, так сильно болен. Социопатия?

Вошел в комнату для свиданий и проявлял готовность общаться. Сказал, что помнит меня и не хочет, чтобы я «увязла в этой каше». С возмущением называл себя политическим заключенным и говорил, что его никогда не выпишут.

Несколько раз в течение разговора повторял, что неопасен, что не убивал того парня в Вашингтоне и не совершил ни одного преступления с момента изнасилований.

Сказал, что вынужден отказаться от моих услуг по двум причинам:

1. Принимать лечение от кого бы то ни было при данных обстоятельствах противоречит его просьбам о более свободных условиях содержания. «Лечение – это не только болтовня. Мне надо научиться жить в обществе со своей болезнью».