Книга Хозяйка Четырех Стихий - Мария Гинзбург

– Зарина, – прохрипел Гёса. – Дай руку…

Ведьма протянула экену руку и помогла подняться. Гёса, ковыляя и тяжело опираясь на плечо Зарины, подошел ближе и теперь мог видеть подростка через плечо Альды.

– Не, – сказала Русана. – Тот в другом плаще был. Вот в этом, который сейчас на господине бароне. Я почему запомнила, он на форменный плащ боевых ведьм похож. Смотрелся тот парень, как голый среди одетых. А который Карину украл, тот был в таком… переливающемся.

– Это был мой плащ! – воскликнул барон. – Он украл и его! Послушайте, вы хорошо его рассмотрели. Это был человек или сидх?

Тут Митя почувствовал на себе тяжелый взгляд. Княжич поднял глаза и встретился глазами с экеном. Митя ощутил непреодолимое желание заткнуться, и вместо ответа неопределенно пожал плечами. Русана задумчиво посмотрела на Митю, на Гёсу, и тоже промолчала.

– Сидх украл бабу? – тихо переспросил Георгий. – Так чего же мы ждем?

Ясек пожал плечами. Весь молодежный отряд истинных патриотов, юных Чистильщиков Рабина, уже собрался у дороги, ведущей к Куне. К кораблям сидхов. Светозар, старший в отряде, находился в дальнем от Георгия конце шеренги. Паренек отвел взгляд. Светозар разговаривал с двумя девушками редкой красоты. Они не разомкнули страстных объятий даже в присутствии старшего товарища. Противоестественные увлечения сурово осуждались среди патриотов, их девиз гласил: «Страсть должна быть продуктивной!»

Но Мари-Анна не могли ни разжать объятий, ни стать объектом чьей-то страсти. При беглом взгляде казалось, что на близняшках одинаковые платья – черные, строгие. Единственным украшением наряда был нашитый на подоле фиолетовый колокольчик, символ очищения. Однако стоило девушкам сделать шаг, и становилось ясно – платье у них одно на двоих.

Как и жизнь, как и тела, соединенные пупками.

– Вы видели звезду, сейчас, над костром? – ласково спросил Светозар. Близняшки выглядели лет на шестнадцать, но командир юных Чистильщиков знал – им еще не исполнилось и одиннадцати, и разум сестер соответствовал их физическому, а не внешнему возрасту.

Девушки одновременно кивнули.

– Кто-то улетел с поляны, – сказала одна из сестер. У Георгия мороз продрал по коже, как всегда при звуках этого голоса – гортанного, хриплого, нечеловеческого.

– Мужчина и женщина, – добавила вторая. «Анна», подумал Георгий. У этой сестры голос был поприятней.

– Сделайте так, чтобы больше никто не мог покинуть поляну таким способом, – попросил Светозар.

Георгий чувствовал сладкое подрагивание внутри, как всегда в предвкушении большого дела. Анастасию, наставницу Чистильщиков, за которую каждый из молодых патриотов не раздумывая отдал бы жизнь, сидхи прикончили три назад. Проклятые маги, конечно, отперлись от теплого, а князь не стал раздувать дело. Оно и понятно, чего еще ждать от полукровки? Иван давно запродал город сидхам. «Но сейчас мы отомстим», думал Георгий, и голова у него кружилась. – «Ты узнаешь, князь, что не все решают деньги… что есть еще настоящие патриоты в Мандре!».

Светозар с досадой прищелкнул языком.

– Старый козел не уверен, что это был именно сидх, – озабоченно сказал глава юных Чистильщиков. – Потом скажут, что мы-де их спровоцировали… Вот если бы кто-нибудь, сам, закричал бы… Что у него бабу украли… Позвал на помощь… Наши все подхватили бы…

Мари-Анна, медленно переступая четырьмя ногами, повернулась лицом к Георгию. Тот сглотнул и стал разглядывать валявшегося неподалеку пьянчужку.

– Помощь, – сказала Мари.

– Украли бабу, – откликнулась Анна.

Толян с трудом сел. Голова гудела, как колокол, сзывающий добрых людей на вече. К этому Толяну было не привыкать – с некоторых пор колокол в его голове звонил каждое утро. Но сейчас Толян слышал тихие, вкрадчивые голоса, и слова их обжигали душу, словно крапива.

Черные полосы бывали в жизни Толяна и раньше – когда его за пьянку уволили с шахты, а на следующий день эти сволочи сидхи украли его лодку. Но так густо неприятности сыпались на Толяна впервые.

Три дня назад погиб Радик, давний друг и лучший собутыльник. Не иначе, как его прикончили сидхи, которых полукровка-князь призвал на землю людей якобы для защиты в ночь спасения замка. Но среди людей еще оставались настоящие мужчины, патриоты, и Иван об этом знал. Если бы хоть один сидх остался на земле мандречен после рассвета, Толян сам бы показал проклятым сидхам дорогу в чертоги Ящера. Толян намекал Адриане, вдове Радика, что тут не все чисто, но глупая баба не стала заявлять иск волхвам Прона. Все они, бабы, такие – работай на их тряпки и побрякушки, спину гни, а они спят и видят, как бы избавиться от муженька. Толян сегодня сам видел, как Адриана в обнимку с каким-то мужиком шла к кустам. А Радика ведь еще не похоронили даже, Адриана заявила, что у нее нет денег заплатить волхву за погребальный обряд.

От священного черноклена неслась веселые песни и смех. Толян зажал уши руками, но тут трещотки, бубны и колокольцы стихли. Толян обвел взглядом поляну. Он увидел музыкантов, оставивших свои инструменты и направляющихся к пиршественным столам. Видимо, они решили передохнуть и промочить горло.

Толян провел рукой по груди, обнаружил, что она вся заляпана кровью, а бороде нашел два своих зуба. Он вспомнил, что вытащил из хоровода эльфку. А мерзкая баба убежала со своим хахелем – сидхом. Тот, хоть и ростом не вышел, драться умел.

Голоса в голове Толяна взвыли, как кошка, которой дверью прищемили хвост, да тут еще и колокол ударил во всю мочь.

– Помогите! Люди добрые! – завопил Толян. – Что же это делается! Сидхи воруют наших баб!

Шенвэль провел рукой по распущенным волосам ведьмы.

– Ты и правда так сказала? – спросил он. – Про расчет?

– Какой расчет в три часа ночи… – пробормотала Карина.

Эльф понял по ее дыханию, что ведьма заснула. Он поднялся, подошел к выходу на террасу. Сегодня море не светилось. Шенвэль глянул туда, где недавно горели огни праздника. Но человеческий берег Рабина тоже терялся во тьме. Эльф задвинул створки, на ощупь нашел халат и покинул покои.

Лакгаэр вошел в обеденный зал своего дворца, бросил на стол толстый свиток. Но на этот раз это был не магический трактат. Старый эльф прошел взад-вперед, заложив руки за спину и кусая губы. Он попытался передать телепатемму Шенвэлю, но не смог пробиться сквозь пламя страсти к разуму Верховного мага. Лакгаэр сел во главе стола, покрытого накрахмаленной скатертью, обвел обеденный зал задумчивым взглядом. Эти стены помнили первую жену эльфа и двух детей, рожденных в любви. Затем под сводами снова раздавался певучий женский голос и смех ребенка. Но после того, как Файламэл бросила Лакгаэра, а Аннвиль погиб, старый эльф долго трапезничал один.

«Надо сделать так, чтобы Карине понравилось у нас», думал Лакгаэр. – «Но что она предпочитает? Шенвэля спросить, так ведь он тоже не знает, наверное…».