Книга Записки датского посланника при Петре Великом. 1709–1711 - Юст Юль

20-го. Открывшееся накануне (празднество) продолжалось. (Город) расцветился множеством флагов и штандартов. Царь со всем двором и знатные иностранцы позваны были на обед к генерал-адмиралу Феодору Матвеевичу Апраксину. Здесь, как накануне (у Меншикова), каждая чаша (приветствовалась) 11 выстрелами из особо назначенных на то орудий. Вечером снова (осветились) те же аллегорические картины, а корабли, дома и башни повсюду (украсились) фонарями. (Однако) в этот (день), вследствие нездоровья царя, веселье окончилось в 9 часов вечера.

21-го. Празднество и кутеж все продолжались. Двор и все общество было звано на (обед) к князю Черкасскому. (Князь этот) в числе других богатых князей, по распоряжению царя, должен жить в Петербурге. Вечером царь ходил из дома в дом к разным лицам и, как при вышеописанной рождественской «славе» в Москве, всюду ели и пили. (Царь) посетил между прочим и меня. (Было) 9 часов. (Он застал) меня в постели, так как, по случаю моей грудной болезни, я лежал уже в течение нескольких дней. При (царе) министров, князей и бояр было более 400 человек. Все были совершенно пьяны, за исключением одного (только) царя. Тут царь вручил мне изготовленную на железном заводе в Олонецке шпагу со стальной рукоятью и эфесом, (которая назначалась) для моего всемилостивейшего государя и короля, чтобы он мог видеть, какая работа уже может производиться русскими мастерами на (русских) железных заводах, тогда как при вступлении царя на престол во всей России не было (ни одного) железного завода и (ни одного) русского оружейника для холодного оружия. (Царь) передал мне и другую шпагу, меньших (размеров), (тоже) со стальной рукоятью, для его королевского высочества, нашего всемилостивейшего наследного принца. (Обе) эти (шпаги) я тогда (же) направил к рижскому губернатору, тайному советнику Левенвольде[284] (с тем), чтобы он препроводил их со шталмейстером посланника Фицтума к (датско-)королевскому посланнику в Саксонии, барону Шаку[285], для (дальнейшей) отсылки в Данию. Но потом (я) узнал, что они никогда не дошли по назначению. Умер ли в пути человек, который их вез, случилась ли пропажа по иной причине — не знаю. (Во всяком случае), ценность этих шпаг настолько незначительна, что об утрате их особенно сокрушаться нечего.

Впоследствии царь говорил мне, что по счету, который вели бывшие с ним слуги, он в тот день выпил 36 стаканов вина. По его (виду) этого, однако, никак нельзя было заметить. (Что касается) генерал-адмирала Апраксина, (то он) хвалился, что в (течение) трех дней (празднества) выпил 180 стаканов вина.

22-го. Царь, (любящий) время от времени пожить вдали от людей, уехал в сопровождении двух или трех денщиков, но куда именно и для чего, о том — ввиду всегдашнего его обыкновения (скрывать цель своих поездок) — ни тогда, ни после никто не узнал.

24-го. Царь вернулся поздно вечером. В его отсутствие я сообщил князю Меншикову и (русским) министрам полученное мной печальное известие (о том), что буря причинила большой вред рангоуту датского флота[286]. Это было пересказано царю (по его возвращении), и, (желая) получить точные обо всем сведения непосредственно от меня, он в темноте, без фонаря, в сопровождении одного только слуги, пришел ко мне вечером; когда же (узнал, что) меня нет дома, (что я) у вице-адмирала Крейца, то и (к нему) побежал пешком, в дождь и темноту, по грязной улице. (Царь) застал меня (у Крейца), и я передал ему все подробности (несчастья), которые он принял горячо к сердцу.

28-го. Князь Меншиков снова задал пир. Приглашены были я, все прочие иностранные посланники и знатные иностранцы. В этот день торжествовалась годовщина победы над шведами, одержанной русскими под Калишем в 1704 г.[287] В тот день было также рождение сына князя Меншикова. При каждой чаше по-прежнему производилось по 11 выстрелов из больших орудий. Пьянство и тут шло чудовищное.

29-го. Царь поехал осматривать крепость Кексгольм; ввиду краткосрочности этого путешествия и недостатка в лошадях он не захотел взять с собой ни одного из министров.

Ноябрь

5-го. (До Петербурга) дошел слух, (впоследствии оказавшийся) неверным, будто датский флот одержал новую победу над шведским[288]. Царь, которого я застал у вице-адмирала, был крайне обрадован этому вестью. Тут началась добрая попойка. Желая от нее устраниться, я ускользнул домой, но ко мне явился сам царь, в то время как я (уже) сидел (у себя) раздетый и менее всего его ожидал; мне (поневоле) пришлось следовать за ним, в ночном (туалете) и туфлях, обратно к вице-адмиралу и пить там до поздней ночи.

9-го. Вечером один морской капитан и один капитан Преображенского (полка) приезжали ко мне в открытом экипаже, запряженном 6 лошадьми, с приглашением на бракосочетание герцога Курляндского с племянницей царя, царевной Анной, назначенное во вторник.

10-го. Великий канцлер прислал ко мне одного человека с (неким) капитаном Преображенского полка (просить) выбраться из моего дома, ввиду(-де) того, что в настоящее время в нем хочет жить сам (хозяин), генерал-майор Долгорукий. (Но) я (и то) все лето должен был, для значительного числа моих людей, нанимать в разных частях города на свой счет комнаты. Несмотря (на это), я спросил, где мне отведут другой удобный дом. (Тогда) мне указали на дом всего в четыре комнатки, имевшие лишь один (общий) ход, и с темной кухонькой, где нельзя было готовить, ввиду крайней опасности пожара. Вследствие этого я от (новой квартиры) отказался, (сославшись на то), что с 26 лицами ^находящимися в моем услужении:), я никак не мог бы в нем поместиться. Мне предложили другой дом; (но) здесь вовсе не было кухни, (не было) и комнат для моих людей; (вдобавок дом) еще строился, а потому двери были без замков и ни одно окно не прилажено; в оконных (рамах) (стекло заменяла) слюда. Я в это помещение отказался перебраться на зиму; (но) присланный капитан заявил, что меня переселят силой. Я (же) возразил, что ему придется ответить за свои действия, а я ни добром, ни по принуждению до тех пор никого не впущу в свой дом, пока мне не отведут (другого), более удобного. Ибо (и) теперешнее мое помещение настолько плохо, что (менять его) на худшее я (ни за что) не соглашусь. Затем я велел поставить у моих дверей двойной караул и запереть ворота на запор. Но дело на том и кончилось.