Книга Трагедия Белого Юга. 1920 год - Николай Карпов

Но поначалу успех сопутствовал Улагаю. Вскоре он захватил станицы Брюховецкую и Тимашевскую. Даже после того, как красное командование ввело в бой еще две свежие бригады, остановить белых им не удалось. На третий день боев, захваченный десантом плацдарм уже составлял 80 километров по фронту и до 90 в глубину. К Екатеринодару оставалось пройти еще столько же, и его местные власти уже начали подготовку к эвакуации. Прибавилось работы и Особым отделам ВЧК. Их главной задачей стало выявление всех членов белого подполья, изоляция и уничтожение тех, кто мог содействовать десанту или присоединиться к нему. По этому поводу Особоуполномоченный ВЧК и Особого отдела ВЧК Л.М. Брагинский докладывал Председателю Революционного Военного Совета Республики Л.Д. Троцкому:

«Считаю необходимым доложить, что в дни последнего кризиса Советской власти на Кубани, в связи с десантными операциями противника, Кубано-Черноморская ЧК и Особый отдел 9 Кубармии оказались на высоте своего положения и, не поддавшись паническому настроению почти всех других советских учреждений, беспрерывно продолжали свое дело беспощадной борьбы с контрреволюцией и в самые критические моменты, когда противник стал непосредственно угрожать Екатеринодару, публиковали один за другим списки расстрелянных активных белогвардейцев, чем немало содействовали поражению противника и победе красных войск.

С 19 по 23 августа Коллегия Кубчерчека беспрерывно работала и в результате на 24 августа ЧК не имела ни одного арестованного, ни одного дела. Для подготовки правильной разгрузки тюрьмы предпринято было следующее: освобождены были все коммунисты и сочувствующие, красноармейцы и матросы выделены были в одну камеру, дабы в последний момент сразу уже можно было их выпустить. К бывшим членам Военно-Полевых судов белой армии, незарегистрировавшимся офицерам, контрразведчикам, бандитам и прочим явным контрреволюционерам была применена высшая мера наказания — расстрел. Офицерство регистрировавшееся, но политически неблагонадежное, выслано было из Кубобласти в концентрационные лагеря, остальные освобождены. Во время паники сотрудники ЧЕКА и Особого отдела рассыпались для вылавливания подозрительных элементов.

За последнее время был раскрыт целый ряд белогвардейских организаций, преимущественно задавшихся целью вербовать и переправлять офицерство к «бело-зеленым» бандам в горы».

Накануне этих событий чекистам удалось раскрыть солидную подпольную организацию, которую возглавлял бывший министр в правительстве атамана Краснова действительный статский советник Добрынинский. «Организация, — сообщал далее Брагинский, — имела задачей при помощи кооперативов, специально с этой целью созданных, и при посредстве соответственным образом подготовленной милиции насадить своих агентов по всей Кубанской области и организовать станицы с таким расчетом, чтобы ко времени десанта поднять восстание по всей Кубани, главным образом, на узловых пунктах сконцентрировать и систематически пополнять ряды «бело-зеленых» банд офицерами и белыми солдатами, отпущенных нами. Не считая мелких работников, активные и видные члены организации в количестве до 60 человек офицерства, студенчества и купечества расстреляны».

Одновременно с тем, как шли боевые действия против десанта, Особый отдел 9-й Кубанской армии, для усиления надежности своего тыла, практиковал и такую меру, как почти поголовное изъятие из пределов Кубани всех офицеров и бывших чиновников старого режима. Для этого территория Кубанской и Черноморской областей была разбита на три части, в каждой из которых образовали явочные пункты: Екатеринодарский, Кущевский и на станции Кавказская. Всего через эти пункты прошло 3120 белых офицеров и чиновников, отправленных в распоряжение Особого отдела ВЧК. По мнению того же Брагинского: «...Эта мера дала блестящие результаты, так как, освободив советские учреждения и военные штабы от белого засилья и лишившись, правда, некоторого количества спецов, мы обезопасили Кубанскую область от взрыва изнутри и лишили противника внутренней поддержки и готового для него аппарата власти. Во всяком случае, если бы до высадки крымского десанта не было произведено упомянутое изъятие белого офицерства и чиновничества, нам было бы несравненно труднее справиться с десантом».

О том, куда потом делись все «изъятые» на Кубани и в Черноморье офицеры и чиновники, есть косвенные данные бывшего командира 4-й Кубанской казачьей дивизии полковника Ф.И. Елисеева. После сдачи у Грузинской границы он с группой военнопленных офицеров был выслан сначала в Костромскую область, а потом на Урал. Во время следования в ссылку он видел в Москве на Рыбинской товарной станции два железнодорожных состава своих, вывезенных в те дни с Кубани земляков. Потом он так выразит свое отношение к этой акции советских властей на Кубани:

— «Станичники, офицеры давно в отставке, соратники «белого генерала» Скобелева, сотники из станичных учителей, военные чиновники из полковых писарей — все они, не зная почему красная власть зовет их на регистрацию в станицах, явились на сборный пункт. Все были, правда, в черкесках и папахах, но, собственно говоря, это была повседневная их одежда. Штатских костюмов никто из казаков не любил. Считалось постыдным даже держать их в доме». Потом уже на Урале он встретил пятерых офицеров, которые были в числе тех «изъятых». Они рассказали, что всех их доставили по железной дороге в Архангельск, а оттуда баржами сплавили в пустынные места и там всех расстреляли. На вопрос, почему не расстреляли их, офицеры ответили, что они саперы и занимались разметкой групповых могил для каждой баржи. Им сохранили жизнь как специалистам и переправили в Екатеринбург для работы на уральских заводах.

Что касается положения дел в зоне действий десанта, то первое замешательство у красных вскоре прошло и они усилили противодействие улагаевцам. О накале боевых действий говорит хотя бы тот факт, что у алексеевцев за эти дни сменилось четыре командира полков, все четыре были убиты. Захваченным в плен красноармейцам белые тут же предлагали выдать своих комиссаров и вступить в их части. Нередко это удавалось.

В это время в штаб Врангеля стали доходить сведения о том, что начальник штаба десантного отряда генерал Драценко самоустранился от выполнения своих обязанностей, так как не может сработаться с Улагаем. Вскоре все разъяснилось самым неприятным образом. Летчик, осуществлявший связь десанта с начальником штаба Русской армии генералом Шатиловым, доставил ему записку Драценко, в ней тот сообщал, что вследствие создавшихся между Улагаем и им отношений, он в интересах дела считает необходимым замену себя другим лицом, что и сейчас уже он фактически устранен генералом Улагаем от дела. От себя летчик добавил, что недоразумения между начальником отрада и его начальником штаба ни для кого в отряде не составляют секрета. О них открыто говорят в войсках, и генерал Улагай не скрывает своего неудовольствия генералом Драценко. Узнав обо всем этом, генерал Врангель приказал вылететь на Кубань своему генерал-квартиймейстеру генералу П.И. Коновалову и заменить Драценко.

Для развития успеха и отвлечения от Улагая сил красных штаб Врангеля в районе Абрау-Дюрсо высаживает вспомогательный десант под командованием генерала А.И. Черепова, численностью в 1500 штыков. В него включили юнкеров-корниловцев, пеший черкесский дивизион и офицерский взвод керченского гарнизона. Однако этот десант сразу же был блокирован четырьмя стрелковыми и одним кавалерийским полком красных. По этой причине генералу Черепову не удалось выйти на оперативный простор для соединения с Фостиковым и Улагаем. Сам генерал был тяжело ранен в ногу, а его отряд понес большие потери. Под огнем наступавших красноармейцев, им все-таки удалось погрузиться на прибывшие из Керчи суда, и убыть на Тамань, для соединения с другим десантом, тоже вспомогательным. В состав его входили керченская офицерская рота, сотня пластунов-кубанцев при одном орудии. Командовал десантом начальник запасных частей Русской армии Врангеля П.Г. Харламов. Однако нужды в этих десантах уже не было. Самого Улагая к тому времени красные начали теснить со всех сторон, грозя полным истреблением его частей.