Книга Гарем - Патриция Грассо

— За исключением Эстер мы все здесь давно знакомы, — сказала Нур-Бану. — Что ж, пожалуйста, милости просим, присаживайтесь.

Они опустились на пышные подушки, окружающие стол. Стоящая поблизости раскаленная жаровня отгоняла прочь осенний сырой холодок. Нур-Бану позвонила в маленький колокольчик, и несколько рабынь внесли подносы с виноградом, пирожными, пирожками, печеньем и неизменными кубками с розовой водой.

— Где Шаша? — спросила Тинна.

— Неизвестно, где носит ветер мою сестренку, — ответил Мурад, но тут некое подобие смерча в женском обличье влетело в комнату. Появившаяся девушка, примерно одних лет с Тинной, обладала копной каштановых волос, разметавшихся при движении, голубыми глазками, розовыми щечками и миниатюрным носиком.

— Должно быть, это она! — выпалила Шаша, уставившись на Эстер.

Чувствуя себя на редкость стесненно, Эстер сосредоточила все свое внимание на блюде с виноградом. Ее супруг осмелился преподавать ей хорошие манеры, а сам привел ее в компанию наглых, грубых неучей. Вероятно, от нее одной в этом обществе требуется соблюдать правила приличия.

— Эстер, знакомься. Это сестра Мурада Шаша, — попытался Халид официально представить их друг другу.

— Что за чудные пламенные волосы, — сказала Шаша. — Они похожи на закат. Нравится тебе быть замужем за Султанским Псом? — спросила девушка, усаживаясь между Эстер и Михримой.

— Будь повежливей и не задавай глупых вопросов! — одернула Нур-Бану слишком разговорчивую дочь.

— Расскажи, как ты спасала тетушке жизнь, — перекинулась Шаша на другую тему. — Покажи свою руку.

Эстер убрала за спину забинтованную руку и пожала плечами:

— Рассказывать особенно нечего.

— Ну, пожалуйста, развлеки нас этой историей, — настойчиво потребовала Сафия.

— Эстер сопровождала мою мать и Тинну на базар. — Халид взял на себя роль рассказчика. — Увидев мерзавца, прорвавшегося через кольцо охранников, она загородила собой мою мать и отвела смертельный удар.

— Эстер — самая храбрая женщина на свете, — вмешалась Тинна. — Единственно, чего она боится, так это высоких деревьев.

— Я знаю об этом, — усмехнулся Мурад, — но с удовольствием послушаю еще.

— Эстер забралась на дерево, чтобы сорвать персик, — продолжила Тинна. — Но, взглянув вниз с большой высоты, испугалась и отказалась слезть обратно. Ей бы так и пришлось жить на дереве, если бы не появился Халид и не спас ее.

Все, кроме Эстер, рассмеялись. Михрима решила внести свою лепту во всеобщее веселье.

— Свинина, оказывается, любимая еда этой христианки. Халид разрешил ей кушать свинину, но только по пятницам.

Опять все дружно посмеялись по поводу странностей Эстер. Она все больше краснела и выдерживала титаническую борьбу с собой, чтобы не обнаружить при них свой истинный темперамент.

— Почему ты все молчишь? — осведомился Мурад. — Из скромности? Или у тебя язык присох к гортани? Эстер заметила, что супруг ее предупреждающе нахмурился. Изображая застенчивость, она вновь опустила глаза.

— Я изучаю ваши обычаи, но пока допускаю много промахов. Муж учит меня держать рот плотно закрытым.

— А еще чему учит тебя муж? — съехидничал Мурад.

— Не поднимать глаз на мужчину, — тут Эстер на мгновение нарушила правила и посмотрела Мураду в лицо. Затем снова спрятала взгляд. — Не терять контроль над собой. Не называть кого-либо ведьмой или чертом и не чесаться при людях.

— Ты забыла еще «не лазить на деревья», — добавила Тинна.

На этот раз Халид не присоединился к общему веселью. Пустая болтовня начала раздражать его. Мурад, заметив, что кузен помрачнел, попробовал расшевелить его.

— Грифон на твоей груди необычен. Дна существа в одном.

— Жена подарила мне этого грифона.

— Разве жены делают подарки мужьям? У нас так не принято, — удивились женщины.

— Видимо, твоя жена питает к тебе особо горячие чувства, — сделал вывод Мурад.

— Мои чувства к мужу стали бы еще горячее, если б он позвал за священником, — необдуманно выпалила Эстер. — Без этого наш брак не считается законным.

— Помолчи! — зарычал на нее Халид.

— Не пугай ее, — вмешалась Сафия, вспомнив свое тяжкое перевоплощение из венецианской благородной девицы в наложницу мусульманского принца. — Она на удивление правдива и вносит свежую струю в здешний затхлый воздух, пропитанный ложью. Отбросить веру, в которой рождена, и упасть сразу же в объятия аллаха нелегко. Я знаю это по себе.

— Нам о многом пришлось переговорить, прежде чем ты стала моей невесткой, — согласилась Нур-Бану и поднялась с подушек. — Мы покажем Эстер наши владения, пока вы будете встречаться с султаном.

— Пойдем, кузина, — сказала Шаша, неосторожно дернув поврежденную руку Эстер и даже не извинившись. — В саду можно поиграть.

Шаша и Тинна буквально вытолкнули Эстер за дверь. Нур-Бану, Михрима и Сафия последовали за ними, но более размеренным шагом.

Обсаженный кедрами и кипарисами султанский сад представлял собой истинное совершенство и, вероятно, уменьшенную копию того сада, что расположен на Небесах. Воздух был напоен ароматом роз, жасмина и вербены. Дорожки вели к крошечным водоемам, где резвились экзотические рыбки. Ажурные беседки манили тенью. Журчали, навевая покой, бесчисленные фонтаны.

— Зачем здесь столько фонтанов? — поинтересовалась Эстер.

Тинна и Шаша озадаченно посмотрели друг на друга и пожали плечами. Фонтаны здесь были всегда, и девушки не задавались вопросом, для чего они нужны.

— Журчание воды способствует интимным беседам. Шум воды не позволяет подслушать то, что не предназначено для чужих ушей, — пояснила Нур-Бану.

Издалека доносились громкие возгласы и женский смех.

— Пойдем туда! — Шаша не могла устоять на месте. — Там играют в «Стамбульских кавалеров».

Они выбрались на расчищенную от деревьев и кустарника поляну. Под наблюдением нескольких евнухов десять юных женщин наслаждались прелестью утра. Девять из них были облачены в белые муслиновые шаровары, яркие туники, шелковые накидки, обуты в бархатные туфельки без каблуков. Головы венчали шапочки из золотой парчи.

Но именно десятая женщина сразу же привлекла бы к себе внимание любого зрителя. Одетая в мужское платье, она подвела себе углем брови и нарисовала над верхней губой усики. Эта женщина в накинутом на плечи меховом плаще овчиной наизнанку сидела задом наперед на ослике. Одной рукой она сжимала хвост этого животного, в другой держала гирлянду из головок чеснока.

Кто-то подхлестнул ослика, тот засеменил, а женщина потеряла равновесие и, весьма грубо ругаясь и одновременно смеясь, сползла на бок осла. Она попыталась сесть ровно, но чем громче она смеялась и нещадно ругала бедное животное, тем безуспешнее были ее попытки. Вскоре она вообще слетела с ослика на землю.