Книга Молотов. Тень вождя - Борис Соколов

Это примерно то же самое, как если бы Гиммлер, к примеру, не принял яд в мае 45-го, а, благополучно избежав Нюрнберга, жил добропорядочным бюргером-пен-сионером где-нибудь в родной Баварии и жаловался внукам, что вот, мол, гады союзники-оккупанты развалили такое прекрасное государство, как гитлеровский рейх, запретили такую сильную и действенную партию, как НСДАП, и теперь все, кому не лень, мажут грязью святые имена Гитлера, Геринга, да и его, Гиммлера, и не признают их исторических заслуг. А еще были в Германии такие замечательные войска СС, которые прекрасно сражались, а теперь вот их тоже огульно поливают на чем свет стоит, не заботясь о патриотическом воспитании молодежи...

Молотов оказался не единственным из «антипартийной группы», кто был исключен из КПСС. Партбилетов лишились также Маленков, Шепилов и Каганович, но сохранили Ворошилов, вовремя переметнувшийся на сторону Хрущева, Булганин, Сабуров и Первухин. Письмо Молотова было тут ни при чем, хотя оно еще раз продемонстрировало Хрущеву, что битому и на пленуме, и на съезде Молотову все неймется. Первичная организация и райком, исключая Молотова из партии в феврале 1962 года, выполняли указание Хрущева об изгнании из рядов партии вождей оппозиции. Одновременно с отставкой для Молотова подоспела и его персональная пенсия.

Впоследствии из числа исключенных из партии крамольников восстановили только двоих — Шепилова в 1976 году и Молотова в 1984-м.

Палач на пенсии

Для Вячеслава Михайловича началась тихая и размеренная жизнь пенсионера. Его жилищные условия, по сравнению с прежними временами, несколько ухудшились. Сначала Молотов, после того как обосновался в Москве, жил в квартире в Кремле. После смерти Сталина он переселился в квартиру на Ленинских горах и сохранил дачу в Усове. После 1957 года Вячеслава Михайловича переместили в квартиру на улице Грановского и дачу в Усове заменили на гораздо более скромную в Жуковке. Большую библиотеку он оставил в квартире на Ленинских горах. В бытность свою в правительстве Вячеслав Михайлович отдыхал также в Крыму, сначала на даче в Мухалатке, а потом в Мисхоре.

Многие узники, вышедшие из ГУЛАГа, мечтали расправиться с главным сталинским подручным, но дальше мечтаний дело не пошло. Так, один из героев солженицынско-го «Архипелага», Георгий Тэнно, совершивший дерзкий побег из лагеря, «говорил, что, умирая, непременно уведет за собой десяток убийц, и первого среди них — Вячика Карзубого (Молотова), и еще непременно — Хвата (следователя по делу Вавилова). Это — не убить, это — казнить, раз государственный закон охраняет убийц... Он пожелал похорониться в Эстонии... А Молотов остался безопасно перелистывать старые газеты и писать свои мемуары палача. А Хват — спокойно тратить пенсию в 41-м доме по улице Горького».

Портрет Молотова на пенсии оставил нам Феликс Чуев, впервые познакомившийся с ним в 1969 году:

«Что сразу бросалось в глаза — скромен, точен и бережлив. Следил, чтобы зря ничего не пропадало, чтоб свет, например, попусту не горел в других комнатах. Вещи носил подолгу — в этой же шапке, в том же пальто он еще на правительствен-

ных снимках. Дома — плотная коричневая рубаха навыпуск, на праздник — серый костюм, темный галстук».

Молотов говорил Чуеву:

«Налейте себе коньячку, как Сталин говорил — для фундаменту! И мне на копейку можно. А эту пустую пора убрать. Микоян говорил: “Пустая бутылка керосином пахнет”».

В 1970 году умерла Полина Жемчужина. Это стало для Вячеслава Михайловича ударом, но он смог от него довольно быстро оправиться. После смерти жены за Молотовым ухаживали племянница Жемчужиной Сара Михайловна Голованевская и ее подруга Татьяна Афанасьевна Тарасова.

Внук Молотова, известный политолог Вячеслав Алексеевич Никонов, в интервью украинской газете «Факты» отношение деда к бабке назвал «трогательным». И подчеркнул:

«Они никогда не ссорились, постоянно ворковали, вместе ходили на прогулки. Дед всегда любил гулять, поэтому предпочитал московской квартире на улице Грановского, где на одной лестничной площадке была и квартира моих родителей, госдачу на Ленинских горах. Этот особняк после моего рождения семья Молотовых занимала еще лишь год... С Ленинских гор мы переехали сначала на летнюю дачу в доме отдыха “Юность” Министерства иностранных дел, а затем — в Жуковку. Здесь Вячеслав Михайлович проводил большую часть времени, так как его московские прогулки превращались в многолюдные шествия. А толпы любопытствующих не нравились ни ему, ни властям.

Конечно, дед чувствовал пёред бабушкой какую-то вину, хотя я бы не винил его за 1949 год. Что, собственно, он мог тогда сделать? Вячеслав Михайлович спасал и ее, и себя, и дочь, предоставляя таким образом шанс родиться внукам. За это не имею ни малейшего права, ни желания осуждать деда! Тем более что у меня есть основания благодарить его не только за то, что он был отцом моей матери, но и за спасение в буквальном смысле моей жизни. В трехлетием возрасте, отдыхая на госдаче в Мухалатке, я свалился с мостика в море и начал тонуть. Сопровождавший меня на прогулке дед нырнул и вытащил меня из воды...

Когда спустя годы выяснилось, что у Полины Семеновны серьезные проблемы со здоровьем (врачи диагностировали рак), ее положили в Центральную клиническую больницу Представьте, в 1970 году деду было 80 лет, а чтобы добраться в ЦКБ из Жуковки, он каждое утро вставал в семь утра, завтракал и шел на электричку Доехав до Филей, пересаживался в метро и отправлялся до станции “Молодежная”, затем на автобусе до больницы. Сидел до вечера возле бабушки, а затем часа полтора ехал обратно. И так каждый день на протяжении полугода! Когда она умерла, деду было, конечно, очень плохо».

Первое время пенсия Молотова была совсем маленькой. Выручала более солидная персональная пенсия жены да пайки в кремлевской столовой. После падения Хрущева и прихода Брежнева персональную пенсию Молотова постепенно повысили — сначала со 120 до 250, а потом и до 300 рублей. Вячеслав Михайлович очень надеялся, что люди, свергнувшие Хрущева, если и не призовут его обратно во власть, то хотя бы реабилитируют в партийном порядке. Но этого не произошло. На упоминание Молотова в печати по-прежнему был наложен запрет. Ему не дозволялось публиковать собственных статей или книг. Фамилию Молотова, так же как и Сталина, лишь изредка поминали в исторических трудах, посвященных Второй мировой войне. При Брежневе ничего не говорилось ни о сталинских репрессиях, ни об «антипартийной группе». Все эти события оказались как бы вычеркнуты из истории. Молотов по этому поводу тяжело переживал.

Свидетельствует Феликс Чуев:

«Однако материальные блага Молотова никогда не волновали. Стол, стулья, диван — все самое простецкое, с алюминиевыми инвентарными номерами. Пожалуй, единственная неказенная вещь — конторка для работы. Аккуратен и бережлив, как свойственно людям его закалки... Дважды в день отправляется гулять, надевает пальто, шляпу, пенсне — настоящий Молотов, каким его привыкли видеть на старых газетных снимках. Шагает по лесным аллеям, постукивая ореховой палочкой, которую ему некогда презентовал британский посол сэр Арчибальд Керр. Молотов бодр, у него всегда рабочее настроение, не скажешь, что ему 79, 85, 95...»