Книга Союз нерушимый - Влад Савин

Ну я и ответила. Попыталась объяснить, простыми словами, отчего эвакуированные и "прикрепленные" к эвакуированным заводам не могут пока вернуться в родные края. Потому что часто и возвращаться некуда — дома сожжены, предприятия разрушены, работа только с лопатой или мастерком в руках. Те, кто вынесли на своих плечах всю работу в тылу, нужны там, где работают сейчас — иначе будет, здесь люди на пепелище, там заводы без людей. Война нам так дорого обошлась, что работа по восстановлению предстоит просто гигантская — и никто кроме нас ее делать не будет. Но вот про тот случай персонально, я фамилии записала, разберусь, это непорядок, чтобы семьи разъединять — временно можно, вот я сейчас здесь, с вами разговариваю, а мой муж на Северном флоте служит. А насчет зарплаты — так сами подумайте, куда деньги ваши идут, у нас ведь нет капиталистов, которые то, что вы заработали, проедят, в карты проиграют, себе дворец купят — все на восстановление страны! Вы же хозяева своего труда — все, что вы сделаете, к вам же и вернется! Ну увеличим вам зарплату вдвое, значит в народное хозяйство меньше пойдет, дольше из руин восстанавливаться будем, кому от этого станет лучше? А про роспуск колхозов — это кто такой умный сказал, кому хочется себе по паре десятин, и снова землю сохой пахать, ведь тракторов у каждого точно не будет! Война кончилась, и заводы наши вместо танков снова начинают делать трактора, комбайны, другую технику для колхозов. А школы, больницы в селе содержать, а о стариках и детях заботиться, что сейчас в колхозный бюджет входит — каждый тогда сам по себе будет? А ученого агронома приглашать, а удобрения покупать, а мелиорацию проводить — тоже из своего кармана? Леонид Ильич, я ничего не упустила, а то городская все ж?

Еще поговорили о заводских делах. Тут их удивило, что я и в судостроении разбираюсь — а что, если на Севмаше в цехах бывала почти каждый день, и в филиале Корабелки все знакомые. Десантные катера нашей работы здесь на юге знали прекрасно — вот только мы по военной части так и останемся, а "Ленинская кузница" большой заказ на буксиры и баржи речфлота сейчас исполняет. Спросили в завершение и про мой вид — ну я и ответила, что у нас на севере принято так, потому что мужья наши считают, что когда мы красивые и нарядные, это их вдохновляет лучше воевать и возвращаться с победой. И наши девушки, конечно, в цехах все в спецовках — но когда можно, то в ярких цветастых платьях, хотя погода у нас куда холоднее. Много чести фашистам, из-за них нам унылое серое носить!

На том и закончили. Ушли заводские в раздумьи — как Леонид Ильич сказал, это и есть истинная политработа, когда словом можно человека заставить с новой силой, хоть в бой, хоть на труд. И уже после привозят нам свежую "Правду", а там речь товарища Сталина, произнесенная вчера вечером, в годовщину 22 июня — и те же самые мысли, и похожие слова! После чего Брежнев утвердился в мысли, что я заранее знала, а поскольку из Москвы приехала еще за две суток до того… в общем, стал Леонид Ильич куда менее болезненно относиться, что я, и женщина, и годами младше, ему приказываю здесь.

Нет, пообщавшись с товарищем Брежневым, я свое первоначальное мнение о нем изменила. Он не враг, ни в коем случае — а человек добрый, и служака исправный. Вот только кажется мне, что удайся Кириченко его план, "удельного княжества", и останься Леонид Ильич на своем посту, он бы так же исправно служил, ну да, о людях бы заботился, "не допущу, чтобы хлеб дорожал" — так и служил бы, что СССР, что фактически самостийной Украине. А я бы себя в такой роли представить не могла никак!

И тут грохот пулемета, да не со стороны Житомирской, а от реки! И выстрелы в ответ. По звуку, наш МГ, то длинной очередью, то короткими, прицельными. Затем и с нашей стороны добавляются винтовки и ППШ. Через пару минут стрельба стихает. Оказывается, пока от Крещатика красными флагами махали, с полсотни бандитов зашли от реки! И ведь у них могло получиться, если бы сообразили идти колонной, как будто подкрепление нам от заводских — но они рванули через парк, развернувшись цепью и держа орудие в руках, как в атаку шли, хотя и не стреляли. Но тут Валька, поставленный следить за этой стороной, не зевал, сразу распознав врагов. Штук двадцать так и остались лежать, остальные бежали — может, у них и получилось бы подойти на бросок гранаты, но при этом на ровном простреливаемом месте легла бы еще половина оставшихся, а умирать бандеровцы очень не хотели. Юрка уже распоряжается, пойти и трофеи собрать, нам два десятка стволов с боеприпасами точно лишними не будут.

— А толпа, смотрите, тоже уходит! — сказал Мазур — не бежит в панике, а как по команде, не слишком спеша.

И знамена красные видны. И портреты Ленина и Сталина над головами. Сволочи — символы наши украли, чтобы внимание отвлечь, пока сзади втихую подкрадываются и убивают! Вот интересно, что будет, если врезать из крупняка — Юрка говорил, пуля ДШК сразу нескольких человек навылет пробивает?

— Не надо — отвечает Смоленцев — главари нам еще попадутся, поймаем — повесим. А массовка будет искупать свою вину ударным трудом на Колыме.

Иван Кныш, оперуполномоченный Киевского Угро. 23 июня 1944.

Прав оказался тот майор — а я верить не хотел, в такое! В Киеве — военное положение.

Читаю приказ — все как подобает. Поддерживать, обеспечивать, пресекать — а "бандитов, грабителей, мародеров, паникеров, шпионов и диверсантов — расстреливать на месте". Ну, со шпионами загнули, какие они тут могут быть, английские что ли, вон консульство открылось на Житомирской? И — "шпионажем не занимаемся", как тот герой-сыщик у Чапека сказал (есть за мной такой грех, детективную литературу почитываю, даже заграничных писателей, которые у нас выходили — ну а этот чех прогрессивный, он против фашизма выступал).

С утра конечно, все было в непонятках. Идет толпа по Крещатику, с красными знаменами и портретами вождей, революционные песни поют — что за чертовщина, давно уже ни царя ни капитала нет, против чего протестовать? Но порядок вроде не нарушают, если только не считать помех уличному движению. Это уже после, на площади Калинина, безобразие началось — милиционеров, что здание ЦК охраняли, растоптали и буквально разорвали в клочья. А нашу бригаду в это время на Чкалова вызвали — там тоже было страшно.

Я за восемнадцать лет службы — до сорок первого здесь, в эвакуации в Саратове был — на всякое насмотрелся. Вот только уголовные так не убивают — всю семью, и ничего не взято. Инженер с "Арсенала", коммунист, его жена, и двое детей — всех кончили, удавками и ножами. Соседи не слышали ничего, но видели, как в квартиру трое военных заходили, с раннего утра. Не успели с осмотром закончить — милиционер бежит, нашу машину увидел. Через два дома — учитель, он в коммунальной квартире жил, к нему с утра военные пришли, а затем вышли, за собой дверь заперев и опечатав, и лишь через час соседи спохватились, что Михалыч с ними не уходил, так значит в опечатанной комнате остался? И в этом же доме, лишь в другом подъезде — еще два трупа, служащий горисполкома с женой. В общем, на один квартал, пять эпизодов, одиннадцать человек. И ничего не взято — лишь убивали! Сволочи — детей-то за что? Уголовные так себя не ведут — только фашисты!