Книга Проигравший получает все - Анна и Сергей Литвиновы

Велихов сидел, по-прежнему отвернувшись к окну своего «Вольво».

– А есть что делить? – безучастным голосом спросил Велихов, не поворачиваясь.

– Есть, есть! С трех его личных счетов денежку я снял. Сейчас буду ломать загрансчета «Бард инвестмент».

– Хватит, сворачивайся, – тихо проговорил Велихов.

– Ладно, еще один счетик, и я закругляюсь… А кто меня отвезет в аэропорт?

– Сейчас прямо и поедем. Билет не забыл?

– Ну что вы, Андрей Евгеньич!

– Ладно, сворачивайся тут, а я пойду отолью.

– А-а, прихватило!

Когда Герман принимался за свое любимое дело, он напрочь забывал обо всем – в том числе о субординации.

Велихов хотел было сделать ему замечание, но потом только усмехнулся и вылез из машины. Не спеша и не оглядываясь, он пересек грунтовую дорогу.

Подошел к сиротливо растущим кустам. Ветлы тревожно зашумели под внезапным порывом ветра.

Велихов достал из внутреннего кармана летнего пиджака плоскую пластмассовую коробочку. Сжал в руке. Опустил руку. Не оборачиваясь, нажал на кнопку.

За его спиной что-то треснуло, осветилось… Через мгновенье раздался взрыв.

* * *

Когда Барсинский в своей грязной пятнистой одежде вылез из припаркованного на стоянке возле пейнтклуба «Мерседеса», лицо его было почти спокойным. Но Крохалев, знавший шефа уже пять лет, понимал, что такое спокойствие – хуже любого гнева. Лицо Барсинского побледнело и было похоже на маску.

– Что Берзарина? – отрывисто спросил он.

– На работе и дома ее нет, мобильный не отвечает, – быстро доложил Крохалев.

– Звони пограничникам. От моего имени. Спрашивай: пересекала ли она границу за последние, —Барсинский глянул на часы, – двадцать часов. Пусть все аэропорты проверят! При тебе проверят!

– Понял.

Сам Барсинский быстро набрал номер на своем мобильнике.

– Липка? Пусть твои орлы быстро отследят – с какого номера шло проникновение на счет «Бард инвестмент» в Нью-Джерси… Нет у тебя суток! – закричал он. – И часа нет!

Затем Барсинский нажал кнопку отбоя и снова нырнул в полутьму «Мерседеса».

Взял ноутбук, лежащий на заднем сиденье, открыл его своим ключом и подключил к нему мобильный телефон. Потянулся захлопнуть дверцу.

Крохалев остановил его.

– Борис Сергеевич, – Крохалев почтительно остановил его, – Оксана Берзарина пересекла границу в Шереметьеве-2 в двенадцать ноль-ноль.

Зарегистрировала билет на рейс СУ-243 Москва – Лондон. Вылет в тринадцать ноль-пять.

Барсинский мельком глянул на часы.

– По машинам! Мигалку! Сирену! Едем!

* * *

Это была блестящая идея: улететь на военно-транспортном самолете с гуманитарным грузом в Братиславу. Никакого досмотра, никакого паспортного контроля.

Далее гуманитарный груз проследует на грузовиках в Югославию, а он, Велихов, сойдет с самолета, возьмет напрокат машину – и уже через семь «кэмэ» граница. А через шестьдесят километров: здравствуй, Вена! Там снова аэропорт – и к ночи, в крайнем случае к утру, он будет уже на месте назначения.

Хорошо иметь приятеля – заместителя начальника аэродрома «Чкаловский».

Хорошо, что именно сегодня есть борт, летящий с гуманитарным грузом в Европу.

Без двадцати три Велихов был уже в огромном самолете «Руслан», который выруливал на взлетную полосу.

Он устроился в кабине одного из пяти «КамАЗов», стоящих внутри «Руслана». Шофер и сопровождающий этой машины ушли играть в «дурака» в другой грузовик.

Велихов попытался откинуться в кресле и расслабиться. Это плохо ему удавалось. Неудобно. Никакой эргономики в этих советских машинах. Не то что его «Вольво». Жаль машинку.

Ничего. Будем надеяться, что это последнее путешествие с неудобствами в его жизни. В Братиславе он зафрахтует «Мерседес». Лучше с кожаным салоном.

А жалко все-таки его старый милый «вольвешник». Велихов поймал себя на этой мысли и поразился: машину ему было жалко, а Германа – нет. Нисколько не жалко.

Он попытался обнаружить в себе хоть кусочек жалости. Он тщательно вспомнил, как, отойдя в придорожные кусты, нажал кнопку радиовзрывателя. Как грохнуло за его спиной. Как он удивился силе грохота. Как что-то железное – видимо, обломок автомобиля – пролетело над его головой. Как он пригнулся…

Затем все-таки обернулся.

Увидел полыхающий остов автомобиля.

И на заднем сиденье, сквозь веселое пламя – черное, обугленное, недвижимое, скорченное тело. Все, что осталось от Германа Титова.

Ни тогда, ни сейчас он ни на секунду не пожалел парня. И не ужаснулся тому, что сделал.

«Пацан ввязался во взрослую игру, – подумал Велихов. – И проиграл. Он сам напросился. Что за вздорное требование: треть от всей добычи! Видит бог: когда бы он удовлетворился своими пятьюдесятью, даже ста тысячами – я бы его не тронул. Жадность фраера сгубила».

Самолет разогнался по долгой взлетно-посадочной полосе и тяжело оторвался от земли.

Велихову из своего грузовика ничего не было видно, но он живо представил себе, как под крылом плывет, становясь все мельче, расхлябанный, захламленный пейзаж родимой земли: остов брошенного трактора, речушка, покосившийся коровник, поросшее бурьяном поле…

Прощай, Россия! Надеюсь, больше никогда не увижу тебя!

Пора на Запад.

Пора мне, единственному владельцу, проревизовать деятельность фирмы «Гудвилл Анджей».

Пора, пора получить дивиденды от деятельности фирмы. Сколько они там наработали? Сколько им там нынче поступило на счет?

Согласно записям Велихова, сделанным наспех сегодня утром, когда он сидел рядом с Германом в машине, получалось, что ровно столько, насколько стал беднее в этот понедельник Борис Барсинский, а именно: сорок три миллиона двести двадцать тысяч триста пятьдесят долларов.

* * *

Такому известному человеку, как Барсинский, ничего не стоило пройти через «ВИП-зал» без всякого контроля и досмотра в «свободную зону» международного аэропорта. Даже в перепачканном землей пятнистом комбинезоне.

– Оставайтесь здесь, – бросил он перед входом охране.

– Но… – запротестовал Крохалев.

– Здесь! – отрывисто бросил Барсинский, и охрана повиновалась.

Довольно быстро Барсинский нашел ее. В конце концов, он знал ее вкусы.

Она сидела за дальним столиком в «Айриш кафе» и пила джин с тоником.

Борис Сергеевич тихо подошел к столику.

Взгляд Оксаны был устремлен куда-то вдаль, и она не заметила его.