Книга Становление Европы. Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры. 950-1350 гг. - Роберт Бартлетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Насколько важное значение имело это разграничение по этническому признаку, видно из дела, попавшего в руки юстициария Ирландии в 1297 году. Некто Гилберт ле Пломе, королевский сержант, был обвинен в присвоении земли, принадлежавшей до этого покойному Филиппу Бене, ирландцу, подданному короля, жившему возле замка Дермот в графстве Килдар. Утверждалось, что по закону эта земля должна была после смерти Филиппа вернуться в собственность короля: поскольку Филипп был ирландец, то есть человек подневольный, то сын его права наследования не имел. В свое оправдание Гилберт в суде заявил, что еще при жизни Филиппа жюри присяжных установило, что он на самом деле не был ирландцем. Произошло это в связи с тем, что означенное поместье было у него отобрано неким Ричардом де Гейтоном, когда же он обратился за справедливостью в суд, то Ричард отмел иск на том основании, что истец — ирландец. Жюри, однако, установило, что Филипп англичанин, земля ему была возвращена. Следовательно, на основании этого прецедента, сын и наследник Филиппа Адам имел право наследования собственности, которое он и взыскал по суду. Случилось так, что, отстояв в суде свое право наследника, Адам пожаловал свою землю Гилберту, королевскому сержанту. Следовательно, заявил Гилберт, хотя изначально он действительно захватил эту землю именем короля, а не являлся ее держателем по праву, он не присвоил себе никаких прав монарха. В деле интересы короля представлял некий Джон из Дрогеды. Он заявил, что «несмотря на утверждение, будто Филипп доказал свое английское происхождение, на самом деле он ирландец и носит фамилию Макенаббит, а родом из горного округа, принадлежащего О'Тулам». Было достигнуто временное соглашение, по которому земля возвращалась королю и оставалась в его собственности, пока не будет проведено дополнительное расследование. Король повелел юстициарию провести необходимое дознание:
«Выходит, что Ричард де Гейтон… утверждает, будто Филипп был ирландец и руководствовался ирландскими законами и обычаями… и коварно лишил его собственности… Филипп же возбудил против Ричарда иск в королевском суде… и на основании проведенного тогда расследования было установлено, что Филипп был англичанин и действовал в соответствии с английскими законами и обычаями… Вы… теперь утверждаете, что Филип был ирландец, а Адам не мог ему наследовать как сын и наследник… Все записи… надо отыскать и изучить документы дела».
В ходе проведенного расследования была обнаружена запись, из которой следовало, что Филипп действительно заявил в суде, что он «свободный от рождения человек, англичанин и сын англичанина», и жюри это подтвердило. В результате Гилберт в конце концов получил эту землю. То, что доказательства на этих слушаниях строились на факте национальной принадлежности, совершенно очевидно и лишних подтверждений не требует.
Таким образом, ограничение в правах ирландцев означало, что в случаях, когда истец был ирландец, с ответчика на одном этом основании снималась обязанность отвечать по иску, поскольку ирландец не имел права «подавать иски… и получать на них решение суда». Все это лишало потерявших земельную собственность ирландцев возможности когда-либо вернуть ее по суду. Кроме того, имелись и другие поражения в правах. Вдовы-ирландки не имели права на вдовью часть наследства, какую обычно получали англичанки в объеме третьей части имущества, которым они обладали при жизни мужа. Ирландцам запрещалось составлять завещания. В 50-х годах XIV века архиепископ Армагскии в своих проповедях порицал «тех, кто попирает права ирландцев на свободное изъявление своей последней воли».
Еще более разительными, даже по сравнению с этим неравенством в гражданских правах, были нормы уголовного права, касавшиеся убийства. Они различались в зависимости от того, к какой национальности, английской или ирландской, принадлежали убийца и его жертва. Этот принцип в 1297 году четко сформулировал Ирландский парламент: «убийство англичанина или ирландца требует разной меры наказания», в уже упоминавшейся Ремонстрации 1317–1318 года критике был подвергнут и этот момент: «когда англичанин предательским или обманным путем убивает ирландца, будь то аристократ или бедный, клирик или мирянин, монах или нет, даже будь он ирландский прелат, никакого наказания или возмещения ущерба упомянутый (т.е королевский) суд в отношении такого нечестивого убийцы не применяет». Это утверждение производит впечатление более или менее близкого к действительности. В сохранившихся судебных записях упоминаются обвиняемые в убийстве, которые «явились и не сумели отмести обвинение, но заявили, что умерший был ирландец и не свободен по крови». Однако нельзя сказать, чтобы неприкосновенность такого убийцы была абсолютной. Хотя убийство ирландца по законам обычного права не считалось тяжким преступлением, лорд, чьим подданным являлся убитый, мог востребовать компенсации. Размер такой компенсации обычно составлял 70 шиллингов. В качестве примера можно привести дело между Петром ле Пети и Ричардом, сыном Мориса де Крё, имевшее место в 1297 году. Петр обвинил Ричарда в убийстве двух его ирландцев, а попытка Ричарда оправдаться тем, что эти двое были известные разбойники, была отметена присяжными. Они заявили, что «упомянутые ирландцы, в момент, когда их убил Ричард, общественный порядок не нарушали». Петру был возмещен ущерб в объеме 10,5 марок (то есть дважды по 70 шиллингов).
Представляется вполне логичным трактовать такие процедуры взыскания лордом компенсации за убийство своих подданных-ирландцев как своего рода систему вергельда. Кодексы, в которых убийство или причинение телесных повреждений не считались преступлением по отношению к обществу, а скорее рассматривались как вред, причиненный одним индивидуумом другому, были очень широко распространены. Все раннекельтские и германские своды законов основывались на этом принципе. Исконно ирландские законы, которые продолжали действовать в областях Ирландии, не попавших под власть англичан, признавали возможность выплаты за убийство компенсации, называемой eraic. Следовательно, вполне можно считать закон, применявшийся королевскими судами в Ирландии за убийство ирландца, своего рода отражением местных норм или созвучным им. Время от времени англичан-эмигрантов начинала беспокоить перспектива распространения этого принципа и на убийство англичан. Баронские суды англо-нормандских магнатов в первой половине XIII века, несомненно, допускали возможность «выкупа за смерть англичанина». Сохранилась жалоба 1316 года, поданная на то, что «штрафы и выкупы берутся за все тяжкие преступления, даже за убийство англичанина». Таким образом, поселенцы опасались искажения своей судебно-процессуальной системы в части, касающейся убийств, в силу проникновения в нее чуждой компенсационной системы наказаний.
Естественно, что сосуществование двух или более судебных систем в одном регионе приводило к взаимовлиянию и взаимозаимствованиям. Иногда это процесс носил неформальный и частичный характер, как, по-видимому, было в случае с проникновением в исконное ирландское право института и самого термина «поручитель» (baronta). Помимо этого есть явные примеры осознанной политики, имевшей целью перестроить одну правовую систему по образу и подобию другой. Например, и в Уэльсе, и в Пруссии новые колониальные правители в XIII веке внедрили в местную систему права женское право наследования, тогда как раньше в исконных системах обоих этих государств признавалось наследование только по мужской линии. Уэльский статут Эдуарда I, изданный в 1284 году, гласит:
