Книга Проклятие палача - Виктор Вальд

А знаешь, как относились к женщинам самый мудрый народ на земле – древние эллины? Я тебе прочту. Я изложил это в собственном стихе. Слушай:

Мудрец известный, грек Паллад

Низвергнул откровенья водопад:

«Что женщина зло – ручаюсь за это.

Но дважды бывает прекрасной она:

На ложе любви, воспета поэтом,

И в ложе холодного вечного сна».

Что скажешь?

– Между ложем любви и ложем смерти еще есть жизнь. Человек может и должен ее устроить счастливой. В сердце мужчины кроме Бога есть место и женщине, и детям. Женщине – потому что это его выбор и желание. Детям – потому, что это продолжение его самого во множестве поколений. Любовь к ним, как и любовь к Богу, наполняет жизнь смыслом. Человеческая жизнь без смысла – это жизнь животного.

– Значит, любовь к женщине равна по смыслу любви к Богу?

– Пусть каждый мужчина решит это сам. Для себя этот вопрос я решил. Я люблю свою женщину, как люблю Бога.

– Любовь к женщине, к человеку, ты поставил перед любовью к Богу. Божественное во всем должно быть главенствующим. Хотя… Может быть это предназначение ныне живущих. Возможно, в будущих веках человек будет важнее. Как-нибудь подумаю над этим. Даже интересно. Как там, в ученой латыни: Homo, humanus, humanitas[117]… А таких как ты назовут гуманистами – одержимые идеей человека, как высшей ценности! О, Боги, что я несу… Палач – ценящий людей. Засиделся я что-то в пещерах. Пора на свежий воздух. А тебе палач следовало бы подумать о себе, а не о своей женщине. И тогда твоя жизнь, возможно, сложилась бы счастливо.

– Об этом я недавно говорил с одним человеком. Вернее с его духом. Его философия, как и твоя, пропитана презрением к женщинам. Свою жизнь он посвятил познанию и мучению человека. В час его смерти рядом с ним присутствовал только один человек – палач, его ученик. Этот палач был его семьей. Он так и сказал. А еще он сказал: обрети семью. Этим палачом был я. Но в моей семье не будет палача. И умру я в окружении тех, кого люблю, а они, даст Бог…

– Не даст тебе этого твой бог, – зло вымолвил Философ, – Обстоятельствам угодно другое. Эти обстоятельства иногда сильнее и меня. Если бы не они, возможно, ты бы и умер в том окружении, о котором ты говорил. Но… Но… Но… Ведь ты пришел сделать мне зло. У тебя большое тело, но ты маленький человечек. А я большой. И зло мое огромно.

Философ выкрикнул на незнакомом Гуде языке команду и из стены мрака на границу факельного света выдвинулись его служки.

Семь, десять, двенадцать… Может и больше. Но Гудо только усмехнулся и расправил плечи.

– Господи, не вина в том моя. (Гудо с силой оттолкнул первого приблизившегося). Не их вина, что живут глупостью другого. (Удар, еще удар и двое напавших покатились под стену). Человек сам и есть творцом греха. По вине собственной. (Гудо напрягся и сбросил со спины вскочившего на нее человека). Кто мы, что живем волей нам подобных? (Поворот вокруг своей оси, и Гудо повалил сильными ударами четырех служек Философа). Думали так просто?

Раздался крик Философа, все на том же непонятном языке и его служки тут же исчезли за границей света. Не успел Гудо оглянуться, как быстро, один за другим стали гаснуть факела и рядом находящиеся огоньки светильников. Плотная тьма окружила его. А еще полная тишина. Настолько полная, что придавила Гудо к стене пещеры.

«Стена. Вдоль стены. Никто не нападет сзади. Не вижу, но я слышу каждый шорох. Слушай, Гудо, слушай!»

Холодна стена благородного камня. Остры его камешки под истончившимися за многие годы подошвами пулен. Но от стены лучше не отходить. Это надежный союзник. Только бы дотянуться до шеи Философа. Вот только где она? Эта хрупкая часть маленького человечка, что так удобно поместилась бы в огромной ладони знающего свое дело палача.

Шея хрупкая часть. Так было угодно Создателю. Даже такая толстая и сильная как у Гудо.

Непостижимым образом верный союзник стена раскрылась. Ловкие человеческие руки набросили на шею Гудо веревочную петлю и туго сдавили мышцы и сосуды. Инстинктивно мужчина схватился руками за жесткую веревку и тут же по его телу прошлись сильные палочные удары. Пересиливая боль, Гудо вытянул из стены душителя, но освободиться не смог. Множество рук повалили его на каменистый пол и очень скоро обездвижили тело, крепко связав лодыжки и кисти.

– Множество часто побеждает. Даже самых сильных и умелых, – хихикнул над головой Философ. – Влейте господину «Эй» мертвой воды. Пусть пока побудет в стране теней.

* * *

«Я бы лучше справился. У палача это бы получилось лучше. Мертвая воды не для живого тела. Со мной это не пройдет. Не пройдет…»

Гудо в сотый раз напряг внутренности, но уже ни единой капли мертвой воды выблевать не смог. Хорошо, что сатанинского напитка у Философа оказалось не так уж и много. Тем более что половину служки пролили мимо рта сопротивляющегося господина «Эй». И все же какое-то количество попало в желудок, и не все удалось выдавить из него. Но и того малого количества хватило для того, чтобы тело обмякло, а в мозг вгрызлись зубастые черви.

«Из таких же червей, там за стенами пещеры, под ласковым солнцем и при свежем ветре, получаются удивительной красоты бабочки. Они не вечны эти черви. Приходит срок, и застывают они в волосяных коконах. А потом из коконов выпархивают радующие глаз создания. Говорил священник… Да говорил! Волшебная поляна. Бабочки… Облако… Огромное разноцветное облако. Я иду по волшебной поляне… Я поднимаюсь вместе с облаком… Застывают черви… Застывают в волосяных мешочках…»

Был ли Гудо в забытье, в стране теней? Он и сам не мог бы ответить на этот вопрос. Как и на тот, сколько прошло времени с того мгновения, как ступил он в королевство разноцветных бабочек. Да и нужно ли об этом сейчас думать. Думать нужно о веревках. Только все еще болит голова, и так мешают злые человеческие голоса. Злые от того, что Гудо знает, кому принадлежат эти голоса. Злым людям.

Мартин! Должно быть именно за ним, за своим верным слугой послал сатана палача Гудо. Давно он уже должен был предстать перед своим господином с кровавым отчетом. Но все ускользает и ускользает. И поэтому противник Господа послал за ним самого лютого врага, который не должен больше упустить того, кому в потустороннем мире уже готов облик демона. И не Господь продлевает проклятие и разделяет семью Гудо, а антихрист требует выполнить его волю. А может, все же Господь? Может, он велит убить зло. Ведь всякое зло должно быть наказано! И все творящееся с несчастным Гудо сейчас это только из-за того, что он не довел до конца дело справедливости. Долг палача – уничтожать зло, что преступило закон божий!

Но зло все еще живет. Оно творит зло.

– Сладкое вино у тебя, Философ. Я не буду спрашивать, откуда оно у тебя, как и то, кто приносит тебе свежее мясо и козье молоко. Ты исправно выполняешь наш уговор…