Книга Камень духов - Александр Кердан

Великодушный Монарх! Будь неограничен в милости, дозволь еще, ехав в ссылку, увидеться с моей матерью и принять ее благословение, а после уведомлять ее иногда о себе, через кого назначено будет.

Повергаюсь мысленно к священным стопам Твоим, повергаю к ним и мольбы свои. Яви, Господь милосерднейший, величие Твоей благости, не отвергнув смиренные моления недостойного Твоего подданного Дмитрия Завалишина».

Император не ответил ему. Но Дмитрий почему-то был уверен, что государь письмо его прочел.

…В Кронштадте пароход пристал прямо к парадному трапу флагманского корабля.

Взойдя на палубу, Завалишин сразу увидел много знакомых лиц: старый адмирал Кроун, Павел Нахимов с новыми лейтенантскими эполетами, мичман Бутенев, другие офицеры, с кем вместе учился в Морском корпусе или встречался по службе. Среди матросов он узнал Степанова, с которым плавал на фрегате «Крейсер»… Дмитрий поискал глазами своего бывшего начальника Лазарева и не нашел его…

По возвращении из кругосветного плавания Михаил Петрович Лазарев попытался восстановить добрые отношения. Нашелся для этого и приличествующий повод. Командир «Крейсера» обратился к лейтенанту с письмом, в котором просил его приехать в Кронштадт и в очередной раз примирить его с командой, собравшейся подать жалобу на капитана второго ранга на инспекторском смотре. Дмитрий, приехав на фрегат, узнал, что экипаж возмущен решением командира лишить всех матросов и офицеров положенных за кругосветный вояж наград и поощрений. Завалишину с трудом удалось уладить этот конфликт. Он уговорил команду не жаловаться на командира, а Лазарева выполнить законные требования моряков. В честь примирения был устроен обед в кают-компании, а матросам выдали по чарке вина. Лазарев тогда рассыпался в любезностях и благодарил за посредничество, заверяя, что не останется в долгу. Однако в списки представляемых к награждению участников похода фамилию лейтенанта так и не включил. А нынче вот даже не явился на флагман, чтобы своим присутствием поддержать бывшего подчиненного. «Бог ему судья…» – подумал Дмитрий.

В это время гулко ударила пушка. Вслед за выстрелом раздалась команда. На палубе все стихло. Началось чтение приговора:

– …лейтенанта Арбузова Антона лишить чинов, дворянства, приговорить на каторжную работу навечно.

– …лейтенанта Завалишина Дмитрия лишить чинов, дворянства, приговорить на каторжную работу навечно.

– …мичмана Дивова Василия лишить чинов, дворянства, приговорить на каторжную работу навечно.

– …мичмана Беляева Александра лишить чинов, дворянства, приговорить на каторжную работу сроком на двенадцать лет, потом – поселение навечно.

– …мичмана Беляева Петра лишить чинов, дворянства, приговорить на каторжную работу сроком на двенадцать лет, потом – поселение навечно.

– …лейтенанта Бодиско Бориса написать в матросы…

Приговор слушали молча. Вдруг кто-то заплакал. Завалишин обернулся, и стоящий во второй шеренге Борис Бодиско бросился к нему на грудь.

– Что это значит, Борис? Возьмите себя в руки… – строго сказал Дмитрий.

Сквозь слезы Бодиско ответил:

– Неужели вы думаете, Дмитрий Иринархович, что плачу я от малодушия? Напротив, мне стыдно, что приговор мне выпал такой ничтожный и я лишен буду чести разделить с вами ссылку и заточение…

Слова эти, сказанные негромко, были услышаны многими. По строю офицеров и матросов прошло волнение. Кое-кто не выдержал и зарыдал. Плакал адмирал Кроун, вытирали кулаками слезы матросы. Они перехватили на руку ружья, которые до этого, как и положено при чтении указа, держали «на караул».

Словно для того, чтобы заглушить рыдания и ропот, снова громыхнула пушка. Осужденных по одному стали выводить в центр шканцев. Какой-то неизвестный человек в балахоне палача разламывал над головой каждого предварительно подпиленную шпагу, срывал сначала эполеты, а потом мундир и выбрасывал их за борт. После этого разжалованный брал солдатскую шинель из груды, лежащей здесь же, надевал ее и возвращался в строй.

Когда настала очередь Завалишина, он сам сорвал с себя эполеты и снял мундир, но топить их не позволил – передал Степанову. Надев шинель, он обернулся к товарищам по несчастью и громко сказал:

– Господа, поверьте, настанет время, когда мы будем гордиться этой одеждой больше, нежели какими бы то ни было знаками отличия…

Глава четвертая

1

Залив Рио-де-Жанейро получил свое название от португальского морехода Диаса де Солиса, прибывшего сюда в 1525 году от Рождества Христова в день святого Иануария. В переводе это название и означает река Иануария. К слову, залив действительно напоминает широкую реку. С запада он закрыт горой, называемой Сахарною головой. Если двигаться в глубь залива, то вскоре на его юго-западной стороне откроется вид на город Сан-Себастиан-ду-Рио-де-Жанейро. Окруженный высокими горами, скрывающими от глаз прибывающих морем гостей его значительную часть, он кажется небольшим. Но это впечатление обманчиво. Это настоящая столица Бразилии и главный торговый центр всего побережья. Сведущий мореход тотчас усмотрит, что из всех гаваней Южной Америки Рио-де-Жанейро, бесспорно, самая удобная и самая безопасная, – город находится на перепутье оживленных морских дорог, и самой природой ему, будто нарочно, предназначено служить местом отдохновения путешественников, своеобразным постоялым двором.

В начале января 1827 года, в самый разгар бразильского лета, в Рио-де-Жанейро стояла невыносимая жара. От зноя кровь закипала в голове, мысли становились вялыми, а движения медлительными. Даже ночью нечем было дышать. Воздух наполнялся тропическими испарениями, и пребывание в постели можно было сравнить с нахождением в русской парной. Облегчение наступало только около десяти часов утра, когда ветер, всю ночь дующий с берега, менял направление и приносил океанскую свежесть.

Эти утренние часы и выбрал российский генеральный консул в Бразилии статский советник Георг Генрих фон Лангсдорф для просмотра корреспонденции. Уроженец немецкого городка Райнгессе, он прославился тем, что был участником первой кругосветной экспедиции россиян, много путешествовал по Камчатке. Получив благожелательный отзыв от государева посланника Резанова, по возвращении в Санкт-Петербург Лангсдорф был зачислен в Министерство иностранных дел и отправлен в Южную Америку одним из служителей дипломатической миссии. В Рио-де-Жанейро Георг Иванович (как он просил себя величать на русский манер) совершил неплохую карьеру и сделался генеральным консулом – вторым после посланника человеком. Посланник, генерал-майор барон де Толь фон Сераскен, службой себя особенно не утруждал, предпочитая балы при дворе короля и охоту. Он с легкостью передоверил Лангсдорфу ведение всех дипломатических дел. Барон сквозь пальцы смотрел и на научные занятия своего первого помощника. За полтора десятка лет, проведенных здесь, Лангсдорф сумел совершить две исследовательские экспедиции в глубь Бразилии и собрать богатые коллекции птиц, насекомых, минералов и растений, неведомых науке ранее. Все это не только принесло ему славу ученого-исследователя и звание академика, чем он гордился, но и помогло серьезно улучшить материальное положение. На средства, полученные от продажи своих коллекций европейским музеям, дипломат построил себе роскошный особняк в Бото-Фого – предместье Рио-де-Жанейро, где обычно селились иностранцы, а также купил небольшую кофейную плантацию, с коей получал ежегодную прибыль.