Книга Сны Флобера - Александр Белых

Орест промолчал, подумав, что эта незнакомка держит нить его жизни в своих руках и наверняка знает, что с ним станется.

Он не решался спрашивать. Его пугала как неизвестность, так и предопределённость.

— Каково твое сердце, такова твоя и посмертная судьба, — произнесла она и отложила пряжу.

И только сейчас Орест догадался по её рукам, что это была дама Рокудзё, похожая и на Марго, и на Марико. Лампа потухла, темень поглотила предметы. Потом зазвонил телефон — живой, единственный голос, бесприютный и одинокий, на который никто не откликался. Орест пошёл на звон в соседнюю комнату.

Она была пуста, в нише висела картина с каллиграфией. Возвысив сердце, вернись к обыденным вещам. Телефон замолчал, не выдав местонахождения. Орест двинулся дальше. В другой комнате во мраке сиял золотом алтарь с Буддами. Вошли люди в темных кимоно — послушники и настоятель, молча разместились на подушках. Орест тоже сел, кое‑как скрестив ноги для дзадзэн.

Кто‑то сказал: «Страшна не смерть, а страшна мысль о ней. Освободи ум от мыслей, опустоши его, и тогда обретёшь ясность». С этими словами в его мысли украдкой проникла жизнь двойника, словно набранный петитом текст: «…Влекомый чьим‑то отражением…» Орест не помнил, сколько прошло времени, когда прозвучал гонг. Медь всколыхнула воздух. Пришёл послушник и отодвинул шторы. В комнату бесшумно хлынул солнечный свет. Все стали расходиться. По завершении вечерней медитации смотритель пригласил одного послушника. На столе лежали журналы на иностранных языках. Среди них был «Вестник Московского университета». Настоятель усмехнулся и сказал: «Zhenchina zwonira. Ona pogubit tebya. Wo sne, w zerkale, w wode prebywaet mir». Слова звучали как упрёк, как насмешка. В его интонации не было ни сожаления, ни предупреждения…

Орест открыл глаза и обнаружил себя на дне аквариума. Над ним среди водорослей проплывали рыбы, сверкая золотыми боками. Их надменные рты ритмично глотали воду. Дышалось свободно и легко, в ушах звенела тишина. Подошла Марго, сыпанула щепоть корма. «Прикармливает», — подумал Орест.

Вдруг он услышал чье‑то дыхание и повернул голову на звук. Оказалось, что всё это время он смотрел на аквариум. Рядом спал Адзари, зарывшись с головой в подушку. Тихо выкарабкавшись из‑под футона, Орест кое‑как нашёл свою одежду, облачился, незаметно вышел из квартиры и помчался к ближайшей станции метро, подальше от греха…

* * *

Не дождавшись ответа, Исида положила телефонную трубку. Ей показалось, что Орест говорил с русской женщиной более чем любезно, даже интимно, если не любовно. Его губы преступно купались в улыбке; она следила за отблеском электрического света на его зубах. В ушах её вновь зазвучали непонятные звуки чужеродной речи. Они обладали какой‑то странной, притягательной силой — этими звуками хотелось умыться, окунуться в них с головой: что‑то было в них чистое, светлое…

«А что если позвонить этой даме?» — подумала Исида. Это желание было совершенно безотчётно, она не смогла бы объяснить свой поступок, однако пальцы сами проворно пробежали по кнопкам телефона. «Как просто: раз — и ты уже на другом конце провода, в другом измерении! Позвонить в прошлое человечества, в прошлое одной исчезнувшей цивилизации», — удивлялась Исида банальным техническим достижениям. И прежде чем ей кто‑либо ответил, в её голове молниеносно пронёсся воображаемый диалог.

— Извините за поздний звонок, это говорит Исида, я гарант Ореста на время его пребывания в Японии. Вы знаете, я присутствовала при вашем разговоре, слышала ваш голос, конечно, ничего не понимала, но одно только звучание русской речи доставляло мне огромное удовольствие, это такой красивый язык, в отличие, например, от китайского, похожего на собачий, что я не удержалась и ещё раз хотела услышать ваш голос, он так близок моему сердцу, потому что это язык Ореста, жалко только, что он не уделяет мне столько внимания и не хочет обучать русскому языку, я так была обижена, когда он стал встречаться с девушкой, которая попросила его попрактиковаться в разговорной речи, хотя, конечно, я отчасти сама виновата, потому что познакомила их на банкете — её папа преуспевающий бизнесмен; вот я и подумала, что неплохо было бы познакомиться поближе, но когда поняла, что его встречи с этой девушкой отвлекают его от основных занятий, то попросила прекратить встречаться и предупредила её родителей, а Орест, он хоть и милый ребёнок, но всё равно не нашёл времени научить меня русскому, поэтому извините, что разговариваю по — японски, а так хотелось общаться с ним на равных, ради него, ради его близких я не пожалею ни сил, ни денег, если вы в чём‑то нуждаетесь, то не стесняйтесь, скажите, я всё сделаю, и повлияйте, пожалуйста, на Ореста, чтобы он уделял мне немного больше внимания, я вкладываю в него все своё сердце, ничего не жалею, вот виза скоро кончается, а я не желаю, чтобы он возвращался, я хочу продлить визу, но для этого ему придётся один раз выехать из страны, желательно, чтобы не в Россию — в Россию ему нельзя — я посмотрела по своим гадальным картам, ему лучше поехать куда‑нибудь в южном направлении, например в Южную Америку, только не в США, я не люблю эту страну, Аргентина подходит больше, ах, я так переживаю за него, а он, я чувствую, немного легкомысленный мальчик, говорит, что раз в Аргентину, то, значит, так тому и быть, не понимает, что я не хочу отпускать его из поля зрения, вот я собираюсь открыть счёт в банке, к тому же, — как удачно! — в его классе учится один этнический японец по имени Фабиан Фудзисава, он родом из Аргентины, я подумала, что они могли бы поехать вместе на каникулы, я бы и сама не прочь, но дела, знаете ли, фирму не бросишь…

Однажды она позвонила. И всё, что она надумала за много дней, выложила на одном дыхании. Марго до утра не могла прийти в себя, переваривая почти желудком этот монолог. Слова доходили до неё проблесками смысла, а лакуны непонимания она заполняла домыслами.

Наконец, в своей истории с Орестом она нашла положительный для себя момент: «полезные контакты». Она лежала в темноте, и было слышно, как с треском отслаивается старая краска на подоконнике. Вскоре забрезжил свет в окне; с Амурского залива подул ветер и перевернул жестянку на улице.

Марго поджала под себя колени, прижала к груди руки и зажала кулачки, словно папоротник — орляк, тянущийся к майскому солнцу из‑под валуна. Скрипнула дверь в комнату Владика, протопала пара босых ног, следом за ними еще одна пара прошлёпала…

Сквозь сон она с кем‑то собеседовала: «Ах, Авдотья Романовна, теперь всё помутилось, всё помутилось… А — я-яй! Ты посмотри, как широка душа у этой благородной женщины, не мешало бы сузить её! Откуда у неё такая склонность к фантастическому? Страны, континенты… Что за вымыслы! Что она так расщедрилась? Ведь доведёт его до греха куда подальше, с его‑то склонностью к беспорядочной жизни. Уехал мальчик с идеалом Мадонны, а с чем вернётся…»

В дни смятения Марго нередко обращалась к своей внутренней собеседнице. Марго невольно сужала своё сердце, следуя своей излюбленной присказке: «Если не хочешь иметь врагов, не делай добра». Марго уснула в этом заблуждении. «Отведайте гоголь — моголь!» — по — японски потчевала её Авдотья Романовна, щеголяя перед ней в нарядном кимоно.