Книга Страсть и скандал - Элизабет Эссекс

Джемма перевернула страницу. Набросок углем — его голова в тюрбане. Глаза смотрят так, будто проникают в самую душу. «Хазур». В ночь приема у полковника Бальфура.

Еще один карандашный рисунок. Его собственное лицо, волосы свободно падают на резко очерченные скулы. Пронзительные глаза, чуть тронутые зеленым, — единственное цветовое пятно рисунка. Один лишь раз Кэт видела его таким, в ту ночь, когда пришла к нему. В ту ночь, когда он ее потерял.

Таким она и удержала его в памяти.

Томас почувствовал, каким густым и неподвижным сделался воздух. Даже дети застыли, пораженные неким благоговением. Катриона взглянула сначала на рисунок, потом на него.

— Да, — тихо сказала она. — Это ваш дядя. Мы были хорошо знакомы.

Она ничего не забыла. А если что-то и ускользнуло из ее памяти, он поможет ей вспомнить. Например, вкус миндаля и аромат цветущего в ночи жасмина.

Это была любовь, глубокая и неизменная. Она росла, несмотря ни на что. Несмотря на ложь и потери. Ничем иным нельзя было объяснить ту совершеннейшую полноту жизни, которой билось теперь его сердце, стуча в груди, как громкий барабан.

И Катриона тоже это чувствовала, хотя сидела молча, отвернувшись от альбома. Нежный абрикосовый румянец все еще заливал ее щеки.

Но он хотел, чтобы она взглянула на него, хотел заставить ее поверить в него с той же безграничной страстью, что питала его веру в нее. Она должна доверить ему свое сердце. Свою жизнь.

— Я говорил тебе, что твои тайны умрут вместе со мной, мисс Кейтс. Я унесу их с собой в могилу.

Глава 21

«С собой в могилу».

Эти слова отдавались в голове Катрионы бесконечным эхом. Снова и снова, словно таким образом она могла смягчить их смысл, пообтесав, подобно тому как волна выбрасывает на берег гладкую гальку.

Неудивительно, что спала она плохо. Катриона пыталась дать себе отдых, закрыть глаза. Но все, чего она смогла добиться, так это смотреть в потолок, слушая, как за окном хлещет ливень, неумолчно стуча по оконной раме, будто укоряя ее за то, что прячется под теплым мягким одеялом, в безопасности, и умирает от тревоги из-за того, что может снова потерять его.

Она должна сделать… хоть что-нибудь. Но что? Даже Томас в конце концов был вынужден признать, что ночью, в дождь, ему ничего не сделать. Но что будет утром? Что выйдет из его намерения выследить Беркстеда? Ничего хорошего — она была в этом уверена.

Единственное решение, что ей приходило в голову, было то же самое, что и прежде. Это ей всегда удавалось — бежать. Со всех ног и как можно дальше. Оставалось лишь убедить Томаса.

Томас. Достопочтенный Томас Джеллико и Танвир Сингх в одном лице. Но какое бы имя ни пристало ему больше, Катрионе его не хватало. Пусть бы его уверенная сила согрела ее одинокую постель! Ей хотелось почувствовать, как обнимают ее его руки. В его крепких объятиях она могла бы забыть страх перед завтрашним днем, который так терзал ее!

Но леди Джеффри позаботилась, чтобы Томасу отвели комнату подальше от детской, в противоположном крыле здания, поближе к родным, с которыми он был вынужден провести остаток вечера. Так, как и следовало.

Катрионе не удалось забыться сном, поэтому, едва небо над Уимбурном расцветили первые пурпурные проблески рассвета, она встала, умылась и оделась. За окном тяжелые грозовые облака поднимались выше, небо начинало проясняться, обещая погожий день. Что означало — Томас начнет охоту на Беркстеда.

И ей нужно было непременно увидеться с Томасом, потому что она твердо решила поговорить с ним и сказать все, чего еще не сказала, всю правду, как она ни была неприятна. Она настраивала себя на то, чтобы быть храброй. Зная, что снова может его потерять, прежде чем по-настоящему успеет вернуть себе.

Нет. Так думать нельзя. До сих пор Томас Джеллико показывал себя человеком стойким; он не дрогнет. Он сказал, что любит ее. Сказал, что хочет на ней жениться.

Но она собирается подвергнуть испытанию и его стойкость, и его любовь, и предложение руки и сердца.

За окном сквозь тучи стрелой пробился еще один сверкающий луч солнца. Если бы их беда — Беркстед, разгуливающий где-то на свободе с оружием, стреляющий в них с неудобного расстояния, угрожающий своей злобной местью всем и каждому в Уимбурне, — разрешилась бы столь же быстрым и приятным образом, как погода! Но рассчитывать на это не приходилось.

Лорд Джеффри расставил своих людей охранять поместье так, чтобы ни один непрошеный чужак не смог проникнуть сюда вновь. Помощники егеря, как бдительные стражи, ходили у ворот на подъездную аллею, и длинные стволы их винтовок тускло поблескивали в косых лучах утреннего солнца. Уимбурн-Мэнор, однако, располагался прямо в центре деревни, являясь не только поместьем, но и фермой. Люди уже сновали по аллее, перед церковью, которая возвышалась на самом краю земель Уимбурна, — девушки, работающие на кухне, парни с конюшен, которые вели в поводу лошадей с пастбища или, напротив, из стойл прямо на работу. Земля под их ногами казалась влажной, и там, куда проникали солнечные лучи, трава сверкала обильной росой. Башмаки и сапоги тут же промокали, и шаги становились почти неслышны. На юге остатки грозовых туч опасно перемежались с полосами голубого неба — занимался день начала лета, из таких, когда все стремятся выйти из своих домов. В такой ясный день удобно стрелять.

Катриона попыталась заняться делом, чтобы стряхнуть тягостные чувства, потому что мурашки озноба начали расползаться по телу. Она уже собиралась открыть дверь, выйти из спальни, заняться чем-нибудь полезным — чем угодно, лишь бы не сходить с ума, сидя в одиночестве, — и в этот момент снизу донесся решительный стук кожаных сапог — четыре этажа вниз, затем по каменным плитам дорожки возле дома. А потом хруст гравия боковой аллеи, ведущей к конюшням.

Инстинкт или предчувствие заставили Катриону броситься к окну и выглянуть наружу. Потом пришлось ждать, пока человек не окажется на виду. И в следующий миг она увидела широкие плечи Томаса, скрытые под промасленным рединготом. И очень быстро Томас исчез в конюшне.

Он уходит. Уходит, чтобы поймать Беркстеда. И его убьют.

Она должна его остановить. Катриона поспешно выхватила шаль из гардероба, собираясь немедленно бежать за ним, но взгляд ее вдруг задержался на дорожной сумке. Не отдавая себе отчета в собственном побуждении, Катриона взяла отцовский пистолет, который хранила как раз в этом саквояже. Он лег в ее карман как камень, привычно оттянув юбку своей тяжестью. Потом она выскочила из спальни, каблуки ее застучали вниз по лестнице черного хода, в конце которого была дверь — ею редко пользовались. И вот она выбежала в мокрый утренний сад, не тратя времени ради соблюдения приличий или на то, чтобы отдышаться.

Катриона торопливо шла по тихим тропинкам, ведущим к конюшням. Но леденящие кровь предчувствия заставили ее пуститься бегом. Только бы успеть!

— Томас? Томас? — Катриона встала в дверях конюшни, чтобы отдышаться, вглядываясь внутрь полутемного помещения. В нос ударили резкие всепроникающие запахи конского навоза и сена. Теплый воздух конюшни действовал на нее умиротворяюще. Это был запах дома. Домашний влажный земной запах придал Катрионе сил. Она вспомнила, что пришла сюда с определенной целью. — Томас!