Книга Страсть и скандал - Элизабет Эссекс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поверх головы Марии Томас рассматривал свою принцессу, которая оказалась еще и Шехерезадой.
— Значит, мисс Кейтс, слоны полюбили друг друга?
Она и глазом не моргнула.
— Это очень печальная история. Они были неподходящей парой.
— Ага. Ясно, — пробормотал он, пока дети, перебивая друг друга, шумно выражали несогласие с таким определением чудесной сказки. — Хотел бы и я как-нибудь ее послушать.
— История про слонов годится только для детей, — сказал Джек, пытаясь руководить беседой. — А я хочу больше узнать про то, как быть шпионом. Кого ты выслеживал?
— За кем вы следили? — поправила Катриона тоном мисс Кейтс.
Глядя на Джека, Томас тем не менее видел, что Катриона смотрит на него во все глаза. И ответил ей.
— За всеми. Но по большей части за магараджей Ранджит Сингхом, в Пенджабе. — Слова слетали с его языка на местных наречиях, чтобы придать рассказу и пряность, и аромат, и дети были очарованы. — Он был могущественным и очень опасным человеком, этот магараджа, и врагом Ост-Индской компании к тому же. Хотя лично я вряд ли так думал. Я им восхищался.
— А тебе приходилось прятаться и красться по темной улице или в залах дворца, чтобы услышать, о чем говорят люди?
— Нет. Главное для шпиона, во-первых, не казаться подозрительным, как будто ты следишь за другими. И, во-вторых, не прятаться. Лучше всего смешаться с людьми. Прятаться у всех на виду. — Откинувшись на спинку стула, Томас протянул руку назад, стараясь в то же время не уронить Марию, сидящую у него на колене, и взял красивую шаль, которую кто-то — возможно, леди Джеффри или, по счастливой случайности, его Кэт — забыл на стуле. В следующую минуту он уже накручивал ткань в виде тюрбана, как делал это каждое утро много лет подряд.
— О-о-о, — протянула Пиппа, когда он закончил. — О, подумать только!
— Ты прямо как тот мужчина на рисунках мисс Кейтс, — сказала Джемма. — Тот, который…
— Женевьева, — перебила Катриона с суровым укором.
Но дорогая племянница Томаса была сделана из материала потверже или по крайней мере менее податливого.
— Но он правда похож! — не моргнув глазом настаивала девочка. — Вы сами видите, что это так. На того, что в вашем альбоме для рисования.
Томас начинал возлагать большие надежды на Джемму.
— Мне бы ужасно хотелось взглянуть на этот альбом, — сказал он, вставая из-за стола в надежде, что его милая и предприимчивая племянница поступит так, как поступать не следовало.
И не успела Катриона возразить, как Джемма тоже вскочила и бросилась через всю гостиную в спальню мисс Кейтс. Она вышла оттуда, сжимая в руках книгу в красной кожаной обложке. Все случилось так быстро, что стало ясно — девочке ничего не стоит что-нибудь стащить. О да. Это точно его племянница.
— Женевьева, — повторила Катриона тихо, но твердо. — Это бестактно — вторгаться в чужую жизнь подобным образом. Я не давала тебе позволения так свободно обращаться с моими личными вещами.
— Да, но вы показывали их нам, когда…
Джемма остановилась прямо перед столом, прижимая книгу к животу.
Катрионе не нужно было повышать голос или бранить своих подопечных — строгого взгляда и не менее строгого тона было достаточно.
— Я не давала тебе позволения так свободно обращаться с моими личными вещами, — спокойно повторила она.
Это произвело на Томаса впечатление. На сей раз в голосе Кэт не было ничего, что напоминало бы мятежные, но оправданные нотки в словесных перепалках с теткой в Сахаранпуре, но осталась стальная твердость, смягченная нежным великодушием. Ее искренняя доброта, которую так ценил в ней сам Томас, обезоруживала и покоряла именно потому, что была подлинной.
Под таким нажимом решимость Джеммы сложилась как карточный домик. Она виновато взглянула на Катриону и голосом, лишенным, однако, какого-либо раскаяния, проговорила:
— Простите, мисс. Мы сожалеем, что трогали ваши вещи, мисс Кейтс. Правда, Пиппа?
Пиппа, надо отдать ей должное, стояла возле сестры, явной зачинательницы всяческих проказ в их дуэте.
— Очень сожалеем, мисс, — послушно откликнулась она. — Но рисунки такие красивые! Особенно те, которые сделаны акварелью.
Томас не смог противиться искушению. И вовсе он не был добрым. Поэтому он встал и благодаря высокому росту просто выхватил альбом из слабых ручонок Джеммы, прежде чем Катриона успела его забрать.
— Нет… — Катриона пыталась ему помешать, вскочив со стула, но Томас опередил ее, просто передав ей на руки Марию. И Катриона приняла малышку.
И у Томаса было несколько секунд, чтобы сесть за стол и открыть альбом.
— Мистер Джеллико! — Катриона шепотом обрушила на него всю мощь своего возмущения, подобного стальному клинку. — Это личный альбом. Он не предназначен для того, чтобы его смотрели посторонние.
Но он был неумолим!
— Да, я понимаю. — Примерно половина альбома была испещрена карандашными рисунками. Было тут и несколько набросков акварелью — красочных, живых. — Я был шпионом, мисс Кейтс. Уверен, вы достаточно узнали меня в Индии, чтобы понимать: я не премину нарушить одно-два правила, чтобы сунуть нос в дела посторонних.
Адресованная ему хмурая гримаса — красноречиво приподнятые брови, сурово сжатые губы и напряженное лицо — должна была предостеречь кого угодно.
— Тогда умоляю вас, мистер Джеллико, чтобы вы доказали мне, как я ошибаюсь на ваш счет, и поступили правильно.
— И не надейтесь. — Его пальцы шуршали страницами альбома, который вдруг раскрылся на том месте, где хранился засушенный цветок вместе с запиской — указанием вида и даты. На странице был прекрасный акварельный рисунок золотисто-розовой жимолости. На следующей — обсаженный зелеными деревьями бульвар европейского города. Затем шел набросок углем — ангельское личико Марии.
Дети обступили Томаса, наклоняясь над столом.
— Вот слон! — Липким от варенья пальцем Амелия ткнула в следующую страницу. — Это леди-слон.
Деликатными полупрозрачными мазками здесь был изображен обсыпанный розовыми крапинками азиатский слон, расписанный красочными узорами. Он был на бумаге как живой: малиновый балдахин и зонтик от солнца на его спине, казалось, покачиваются.
— Очень трогательно. — Должно быть, она рисовала по памяти. Вряд ли ей удалось спасти альбом из огня. Почти все сгорело тогда в пламени пожара. И страницы не пахли удушливым дымом, и следов от сажи не было.
Протянув руку поверх плеча сестры, Джемма перевернула несколько страниц, чтобы найти нужную.
— Вот!
И Томас увидел себя. Он сидел на лошади, небрежно перебросив ногу поверх седельной луки, наклонившись вперед и улыбаясь кому-то невидимому. Одна рука упирается в бедро, на ладони второй лежит манго. И подпись: «Савар».