Книга За оградой есть Огранда - Алексей Волков

— Не хотелось на виду у шерифа оставаться, — буркнул Антошка.

Лес ему тоже не нравился. В таком только и блуждать до скончания веку, однако блужданиями Иванов был уже сыт по горло. Даже не по горло, по самую макушку и еще выше.

— Ты лучше объясни, чего этому дурню наплел. Третья часть его, и все такое. Что, на три части Брита рубить будем?

— А ты предпочел бы подраться со всем островом? Тому же Бриту на потеху? Если этому чурбану так хочется думать, что мы едем за товаром, пусть думает. Вернемся назад другой дорогой, как он и советовал. Но мимо. А там — на корабль и домой.

— Не домой, а на Чизбурека, — сурово поправил поэта Иванов.

Он вдруг запоздало подумал, что коварный хан вполне мог не терять времени зря и захватить одно-другое княжество. Кто его, собаку, знает?

«Ничего, справлюсь с Бритом, все отвоюю, — успокаивая себя, подумал Антон. — Я ему покажу, как меня не дождаться!»

А в следующее мгновение ему стало не до размышлений.

При всем разнообразии ситуаций судьба любит без конца повторяться. Чуть меняются обстоятельства, наше к ним отношение, но присмотришься — опять случается то же самое. Словно переменчивой фортуне надоедает каждый раз придумывать новое и она решает—и так сойдет!

Залихватский свист заставил коней тревожно остановиться, а путешественников схватиться за оружие.

Проморгали!

Из-за каждого куста, с каждой большой ветки выглядывали самые что ни на есть натуральные разбойники, и в руках у каждого из них был лук с натянутой тетивой и наложенной на нее стрелой.

Антошка все-таки попытался выдернуть меч, и одна из стрел сразу просвистела вплотную с его головой.

Предупреждение было понято. Одно дело совершить очередной подвиг и совсем другое — превратиться в подушечку для булавок.

— Слезайте. И без глупостей.

Какие тут могут быть глупости? Антошка первым подал своим спутникам пример и спрыгнул на землю.

— Оружие положите.

С мечом расставаться было жалко, а с жизнью — и подавно.

— А теперь отойдите подальше.

— Чего вы хотите? — осведомился Антошка, с тоской поглядывая на лежащий в отдалении меч.

Краем глаза он заметил, что Ольгерд встал между разбойниками и Джоаном, словно собирался прикрыть его своей грудью.

Нет чтобы прикрыть Антошку! Тот бы и оценил, и отомстил!

— Сущую мелочь, сэр, — отозвался разбойник настолько здоровый, что ему совсем немного оставалось до великана. — Всего лишь налог на эту... как ее?

Коварное словечко вертелось у него на языке, да только никак не желало выскакивать наружу.

— На экологию, — поведал невесть откуда появившийся полный монах, в чертах лица которого явно проглядывало что-то восточное.

— На что? — изумленно переспросил Ольгерд.

— Есть такая штука — экология, — охотно пояснил монах. — Вы же не по воздуху через лес перенесетесь. Мох и траву потопчете, где-то ветку обломаете, костер разведете, а то и охотиться удумаете. А лес — система сложная, за ним уход нужен.

— Так вы лесники? — догадался Антон. — Только почему вас так много? Больше, чем деревьев...

— И лесники тоже, — подтвердил его догадку монах, а остальные заржали так, словно было сказано нечто чрезвычайно смешное.

Антошка вежливо посмеялся вместе со всеми и с видимым облегчением шагнул к оружию.

— Куда?!

Все луки мгновенно уставились на Антошку. Рыцарь немедленно отшатнулся. В противном случае вряд ли он смог бы недоуменно поинтересоваться:

— А разве нельзя?

Великан-недомерок запустил в рыжую шевелюру пятерню размером со снегоуборочную лопату, почесал отродясь не мытые волосы и объявил:

— Можно. Если хочешь получить полдюжины стрел.

— Грех вводить людей в искушение, — предупредил монах. — Они при исполнении. Тебе-то что, получил свою стрелу и успокоился, а людям лишние переживания. Самоубийце помогать — страшный грех. Чтобы его отмолить, не одна неделя уйдет.

И снова все заржали. Очень уж веселой показалась лесникам мысль об отмаливании грехов.

На этот раз Антошка со всеми не смеялся. Этих людей можно было понять: работа в глуши, отсутствие развлечений, тут любому незнакомцу будешь рад. Но каждая шутка имеет границы. Он все-таки не какой-нибудь бродяга, а рыцарь в законе.

— Я, между прочим, рыцарь, — сообщил о последнем факте Антон и осторожно продемонстрировал ногу.

Вопреки ожиданиям, золотая шпора не произвела никакого эффекта. Вернее, произвела, но не тот.

— Стали бы мы останавливать безродного бродягу! — когда все отсмеялись, сообщил монах. — Что с него взять, бедолаги? Короче, платить будете?

Антошка был несколько уязвлен таким пренебрежением к благородному сословию. Он уже привык, что имеет все мыслимые и немыслимые льготы, в том числе право брать все бесплатно у тех, кто никаких льгот и прав не имеет, и никак не предполагал, что в здешней глухоман и все может обстоять с точностью до наоборот.

Нострелы смотрелись очень красноречиво, и рыцарь выдохнул:

— Буду.

— Позволено ли будет узнать твое имя? — с какой-то скрытой подковыркой поинтересовался монах.

Антошка назвал.

— Вот это да! — воскликнул великан. — Послушай, Тук, я даже не знаю, сколько надо содрать с такого!

Имя монаха показалось странно знакомым.

— Я тоже, — признался монах.

— А вы Робина спросите, — неожиданно посоветовал Ольгерд.

Лесники недоуменно замолчали и внимательнее присмотрелись к путникам.

— Ты откуда шефа знаешь? — недобро спросил великан.

— Слухами земля полнится. О вашем шефе понарассказано да понаписано столько, что мудрено ничего не знать. Даже если обитаешь в другом мире.

И тогда Антошка понял. Если монаха зовут Тук, то шеф его непременно должен быть Робин Гудом. Соответственно никакие это не лесники, а самые натуральные благородные разбойники.

Тут надо сразу сказать, что в предыдущей жизни Робин Гуд и Конан-варвар были самыми любимыми героями Иванова. Свободолюбивые, неподвластные никому, кроме своих желаний, гордые, готовые по малейшему поводу или прихоти обречь на смерть любого. Это ли не настоящие мужчины и не пример для подражания?

Пример примером, а в реальной жизни встретиться с подобным образцом оказалось вещью далеко не приятной. Как засадит стрелу промеж глаз! А что? Настоящий герой, полное право имеет!

— Кто меня звал? Какие-то проблемы?

В наступающей тьме было трудно разглядеть вновь прибывшего, но повелительные интонации голоса ясно указывали — он!