Книга Игра в классики на незнакомых планетах - Ина Голдин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Дети собрались во дворе, встали кружком, притихли – видно, чувствовали, что дело серьезное.
– Никто, – сказал я, – не станет выходить с территории без сопровождения старшего. И я не старших корпусов имею в виду. И о похождениях ваших ночных забудьте. Все. Набегались.
– Это не мы, – по привычке отозвалось несколько голосов.
– Вы боитесь, господин директор, – насмешливо, – что на нас нападет вампир? Да он подавится…
– Не разумеешь, – сказал Домбровский. – Пан директор боится, как бы нас самих не сочли за вампиров…
Дыру, через которую ходили в деревню мои партизаны, мы со сторожем и Радевичем заделали в тот же вечер. Разумеется, захотят – вынесут вместе с забором. Но в корпусах было непривычно тихо. Похоже, настоящее убийство их напугало. Будут теперь несколько вечеров подряд болтать о призраках. Сделают из несчастной попечительницы Белую даму, что бродит по коридорам корпусов и набрасывается на детей с криком: «Отдай твою кровь!»
Будто вампиров им не хватило.
– Вы ведь не думаете на самом деле, что здесь замешан кто-то из воспитанников? – спросил Радевич, приколачивая для верности еще одну доску по диагонали.
Я почесал голову под шляпой. Вечер наступил, а жара не спадала, хорошо хоть, солнце зашло.
– Я думаю, господин учитель, что в таких случаях слишком быстро находят виноватых. А виноватыми, как правило, оказываются самые беззащитные.
Серые глаза сверкнули злым серебром:
– Они – не беззащитны.
– Я говорю о детях. Вы что-то потеряли, господин учитель?
Радевич с растерянным видом шарил за пазухой.
– Нет, – сказал он, опуская руку.
Но уже глубоко ночью я видел, как он разыскивал что-то в траве у забора.
* * *
А утром по двору паучком пробирался маленький Черненко, зажав что-то в кулаке.
– Что взял?
Он без сопротивления разжал кулак. На ладошке лежал небольшой серебряный медальон на цепочке: рассветное солнце и меч.
– И у кого ж ты это стащил?
– Та не тащил я, – пробубнил Черненко. – Це ж талисман. Не можно чужой талисман тащить, счастья не будет. Я учителю хотел отдать. Учитель потерял…
* * *
Гарды заявились позже. Прикатили на старинной поцарапанной машине – гордости управы. Из школы, где шел урок, на них смотрели молча и с неодобрением. Только Марыля вертелась рядом и строила глазки тому, что помоложе, пока я не пригрозил, что накажу за прогул.
От кружечки оба отказались: на службе.
– Что я мог увидеть, господа гарды? Я же в городе почти не бываю, просто времени нет.
– Допустим. Но, может, вы здесь что заметили? – спросил старший.
Молоденький все таращился в окно, искал глазами Макдун.
– Это что же? Или вы думаете, кто-то из моих совершил убийство?
– Ну отчего же сразу убийство?
– Отсюда до города путь неблизкий, а машины у моих детей нет. На вечерней перекличке присутствовали все, на утренней – тоже, можете спросить воспитательниц и прислугу. Даже если кто-то и ушел самовольно в город, он вряд ли вернулся бы до утра.
– Ну отчего же сразу? – снова сказал второй, почесав под нашивкой на плече. Кажется, сестрички не сообщили ему про скандал, иначе он не выглядел бы таким смущенным.
– У нее что-нибудь украли?
– В том и дело, что ничего, – оживился младший. Он тер в пальцах обломок сиреневой ветки. – Но зато…
Он осекся. Старший поглядел на него и покрутил пальцем у виска.
– У нее выпили кровь, – сказал я.
– Вот проклятый хутор, – выругался гард. – И вы все знаете.
– Женщины болтают. И все ж таки я не понимаю – что ж она, ночью по улицам одна гуляла?
Выходило, что дама-попечительница пошла вечером в единственный ресторан городка. Сестричек с собой не взяла, а шофер ждал ее на улице – да так и не дождался. А тело нашел в проулке патрон ресторанчика, когда уже после закрытия выставлял туда мусорные мешки.
– Раз не крали, значит, точно не мои. – Выходит, сестрички не проговорились. Одно хорошо в этом деле – про те пробирки теперь и вовсе не вспомнят.
Гарды дождались перерыва. Сперва они хотели допрашивать детей поодиночке, но, когда их окружило выбежавшее из школы воинство, растерялись. И вопросы, кажется, задавали уже больше для очистки совести.
Малышня вертелась вокруг стражей порядка без всякого стыда, глазела на нашивки и блестящие пуговицы.
– Дяденька, он у вас настоящий? – приплясывал Черненко вокруг младшего, разглядывая торчащий из кобуры «зигзаг». – А вы с него убивали? Дяденька, а можно пострелять?
Гард рассеянно отпихивал Черненко и солнечно улыбался Марыле.
* * *
Ночью хорошо. Здесь темнота не еле брезжущая, как на севере, а густая, черная. Ею можно дышать – воздух совсем иной, чем днем, бархатный, ласковый. Живность щелкает, щебечет, тявкает четче и привольнее, чем днем. Да и живность другая.
Отдыхает нажарившаяся за день душа, расслабляется. И глаза отдыхают. Я даже шляпу снял, ветер так приятно раздувает волосы на макушке – будто Лина рукой гладит. Да только Лина уже третий сон видит…
Я стоял за воротами интерната, на дороге. Загляделся на луну, пошедшую на убыль, и едва не прозевал Радевича. Учитель спокойно закрыл за собой ворота, подхватил под мышку неизменный чемоданчик и зашагал к городу.
– И куда же это вы среди ночи, господин Радевич?
Он не растерялся.
– Я думал, на преподавателей запрет не распространяется.
– Я бы на вашем месте все-таки поостерегся. Мы сейчас все под подозрением… И что вам понадобилось в городе?
– У меня свидание.
– Свидание? Уж не с сестричкой ли? Ну позвольте хотя б вас проводить…
Мы пошли вдоль придорожных кустов.
– Все хотел спросить, господин директор. Почему вас уволили из армии?
Спасибо, хоть не «убрали», как Марыля говорит.
– За неуставное поведение, – сказал я. – Честно говоря, я тогда совсем потерял контроль над собой. Наказание могло быть и построже. Просто начальство ко мне благоволило. Вот и услали сюда.
– Охотно верю, – сказал Радевич, не глядя на меня.
– Тому, что благоволило?
– Тому, что контроль потеряли. Трудно, когда столько крови – а вам нельзя, правда?
Хорошо их в Ордене учат, зараз. Я опомниться не успел – а в лицо мне уже смотрел шестизарядный «маршал».
– Я нашел ваш медальон, – сказал я, сделав вид, что не замечаю револьвера. – Вернее, Черненко нашел…