Книга Мутабор - Ильдар Абузяров

– Спасибо вам за все, – поблагодарил Алмаз Алексеевич хозяина, когда листы бумаги были собраны. – Вы так чутки. Давайте, что ли, чокнемся для храбрости. Выпьем за процветание завода, прежде чем я напишу то, что хотел.

Диамант, чувствуя некоторую неловкость от всего происходящего, чокнулся со стариком. И большим глотком выпил всю чашку. Потому что кофе надо пить, пока тот горяч. Лучше ощущаются вкусовые качества.

Алмаз Алексеевич, чуть отпив чая, сел на стул и написал заявление об уходе. Внизу заявления он подписал: «Сожрал? Как бы кишка оказалась не тонка».

Глава 6

Сделка с совестью

1

Приспособившись к житию-бытию в тюрьме, я думал, что самое страшное уже позади. Но когда мне резко до потемнения в глазах заломили руки, я понял: самое ужасное еще впереди. Бакланы подняли меня в шесть часов и прямо в нижнем белье вытолкнули из камеры. Не дав надеть штанов, мне на голову накинули мешок. Затем, ни слова не говоря, пинками, как скот, погнали напрямик, через бурелом неизвестности.

Они подгоняли меня, потому что сам бы я никогда не осмелился идти с завязанными глазами неведомо куда. Оказывается, даже по прямому коридору не так-то просто идти, будучи слепцом. Если бы и пошел с мешком на голове, то аккуратно, бочком и на ощупь, а не полными широкими шагами, твердо ступая на пол. Да и то шагов через десять неминуемо остановился бы от страха.

– Куда меня ведут? – непроглядная тьма не давала ответа. Холодный пот прошибал насквозь, каждая капля казалась смертельной пулей или холодным дулом. Мышцы онемели. Они были так напряжены, что пот катился исключительно по прямым линиям и поворачивал только вместе с моим телом.

Куда меня так поспешно тащат? К Ширу? Но в такую рань Шир пьян в стельку.

Я знал, что в Кашеваре периодически бесследно исчезают люди. А в тюрьмах Кашевара происходят расправы над неугодными, которые после выдают за самоубийства или смерть от сердечной недостаточности.

Сейчас вздернут в карцере на двери, а потом созовут пресс-конференцию по поводу суицида…

2

Но меня, к счастью, отвели не в подвал для приведения смертного приговора и не в карцер, а в приемное отделение, где всучили в руки какие-то тряпки.

– Одевайся! – приказали мне бакланы.

– Я никуда не пойду без адвоката, и не пытайтесь, – я не видел собеседников и говорил в никуда, словно я не адекват. И потом, мне казалось, что если я оденусь в гражданское и покину тюрьму, это могут выдать за попытку бегства.

– Не пойдешь сам, тогда тебя вынесут ногами вперед! – упоминание адвоката вызвало неподдельное веселье в рядах тюремщиков. – И никакой Шир тебе не поможет!

Так мне не оставили выбора. Точнее, я сам лишил себя выбора, подумав, что благоразумнее будет переодеться. А потом под лязг засовов и замков меня уже вывели на улицу. Открытыми частями тела: носом, шеей и кистями рук – я почувствовал, что ведут меня лицом на холод. А когда меня опустили головой на что-то холодное, я решил, что вот он, мой бесславный конец. Сейчас опустят еще и на шею что-нибудь холодное. Камень или лопату, топор или секиру.

Но меня не лишили головы, а затолкали в какой-то ящик, может быть в багажник. Затем машина сорвалась с места и помчалась. Это была иномарка, потому что меня сразу начало укачивать. В машинах с жесткими подвесками я чувствую себя легче.

Куда они меня везут? В лес? Если дадут лопату в руки и заставят копать яму, то значит, точно конец.

3

Когда меня вытащили из нагретой дыханием машины на прохладу воздуха, я это почувствовал даже не носоглоткой, а затекшими запястьями, которые освободили от наручников. Затем с головы сняли мешок, и я увидел, что меня привезли и правда будто в прохладный тенистый лес, только вместо мощных пихтовых и чинаровых стволов вокруг возвышались объемные мраморные колонны.

Я сразу узнал это место, этот мертвый колонный лес. Из приемного покоя тюрьмы меня доставили в резиденцию эмира и мэра. На портике, над лестницей, распластав крылья и хищно свесив огромный клюв, нависал бронзовый орел. С каждой ступенькой казалось, что я теряю связь с землей, что эта гигантская птица, этот символ солнца, отрывает меня от земли и несет к себе в гнездо.

Поднявшись по гранитным ступеням без перил и пройдя по мраморным коридорам, я оказался в обитой шелком (под ним, должно быть, еще тик и пух) приемной эмира и мэра. Ходики на стене тикали так, словно заикались. Ожидание было невыносимо. Туда-сюда ходили несколько секретарей и руководителей пресс-службы.

Особенно выделялся пресс-секретарь. Он то и дело, между выполнением поручений, бросал на меня любопытные взгляды, будто что-то припоминая. Судя по тому, как он, наконец, широко улыбаясь, подошел и протянул мне руку, мои предположения оправдались.

– Я вас знаю, – сказал он, пожав мне руку, – вы известный писатель.

– Вы не знаете, – спросил я, – долго меня еще будут здесь держать?

– Сейчас у эмира делегация из Китая. Затем на прием записан посол России! Потерпите, видите, сколько важных людей ожидает аудиенции.

Ага, значит, Китай и Россия начали какой-то спешный торг? Я огляделся. Помимо меня в комнате сидело несколько депутатов – не последних в Кашеваре людей. Все как один высокопоставленные чиновники, а по совместительству уважаемые и влиятельные лидеры северного, южного и западного кланов – Хамза Алханов, Арслан Баев и Асад Султанов. Глядя на них, сразу становилось понятно, что они жулики и воры. Абсолютно клановая коррумпированная страна.

4

Только теперь, вглядываясь в лица высокопоставленных респектабельных людей, я начал немного успокаиваться и узнавать окружающих. Был здесь и министр финансов с лицом хомяка и с бегающими глазками суслика – Усама Бекин.

Видя его по-предательски неспокойные глазки, я вдруг размечтался. А вдруг меня после выборов или в честь выборов отпустят на свободу? Обычно после успешных коронаций деспоты востока делали широкий жест в адрес заключенных. Такова традиция. Но до амнистии, разумеется, со мной поговорят, обсудят, прощупают мою позицию. А потом уже предложат сделку.

Когда меня спустя пару часов, наконец, препроводили в кабинет эмира и мэра, мне в глаза сразу бросились две вещи – огромные шахматные фигуры, расставленные на полу по всему периметру комнаты, и на фоне их – щуплая субтильная фигура эмира и мэра, утопающая в военном френче.

Этот военный «сюртук» эмир надел то ли чтобы угодить делегации из Китая, то ли, наоборот, чтобы показать пренебрежение к ней и намекнуть, что будущий император Кашевара уже находится в Кашеваре. И что силы противостоять давлению у генералиссимуса вооруженных сил Кашевара еще есть.

Но так ли это? С экрана телевизора или на трибуне эта фигура казалась мне значительней. А теперь она выглядела скорее жалкой. Какими бы экстравагантными и сумасбродными поступками Эмир не отличался, за ними сквозили чувство абсолютного одиночества и незащищенности. Могущество-сумасбродство эмира подтверждало и убранство его кабинета. На обеденном столе правителя Кашевара предметы китайского сервиза были расставлены так хаотично, как мог определить только его величество случай шахматной партии. Круглоголовые и словно затянутые в талии ремнем маленькие аккуратные стаканчики для чая. Носастые, как слоны, чайники, хвостатые, как кони, кальяны, массивные, как лодочки-ладьи, посудины с халвой и пахлавой.