Книга Святая кровь - Майкл Бирнс

— Это же египетские символы и изображения, — сказала она. — Почему они…

Ее голос пресекся.

Раввин знающе улыбнулся.

— Когда-то очень давно Египет был местом обитания необъяснимой жизненной силы, которую египтяне прозвали «ка», что можно перевести как источник наивысшей силы, приписываемой солнцу и вечному свету. Древние египтяне поклонялись сотням богов, но бог солнца всегда оставался божеством высшим. Его олицетворение встречалось буквально во всех сферах жизни их общества — от зданий до погребальных ритуалов. А их секреты тысячи лет были зашифрованы в камне — в храмах, гробницах, пирамидах. На протяжении веков египтяне давали божеству много имен: Ра, Атум, Амун, Атен. Но один-единственный мудрый фараон понимал это лучше всех.

Коэн продолжил рассказ о том, как приблизительно в 1350 году до нашей эры первый в Египте и единственный монотеистический правитель Эхнатон пришел к власти и повелел строить новую столицу на восточном берегу Нила,[127]между сильными городами Мемфисом на севере и Фивами на юге. Город, всецело посвященный единственному верховному божеству и создателю. Со временем фараон полностью расстался с политеистической храмовой системой, что способствовало бурному росту богатства и власти многовекового египетского духовенства, жрецам Амуна.

— Эхнатон нажил себе многочисленных врагов, — продолжал Коэн. — И когда в Египте разразилась жуткая эпидемия чумы, жрецы Амуна тут же обвинили в обрушившемся несчастье эхнатоновское отступление от веры. Они заявляли, что фараон тайно нарушил Маат, духовные узы, объединяющие все элементы во вселенной. В связи с этим по стране стали вспыхивать бунты, разжигаемые противниками фараона, количество которых росло. Опасаясь не только смерти и репрессий по отношению к своей семье, но и разрушения новой столицы, Эхнатон доверил тайный вывоз самых могущественных реликвий своему наиболее приближенному визирю.

«В точности как в сто пятьдесят четвертом году до нашей эры, когда Ониас,[128]спасаясь бегством от иерусалимского Синедриона, изъял ковчег из тайника в Кумране и перевез его в безопасное место в Гелиополисе», — подумал Коэн.

— Визирь был человеком добродетельным и хранил секреты древних, пока Ониас пребывал в «должности» первосвященника храма Эхнатона. Звали визиря Моисеем.

— Тот самый Моисей?

— Тот самый, — кивнул Коэн.

Душа Коэна ликовала, и он едва сдерживался, чтобы не дать себе волю и не пуститься в проповеди. Сейчас он был в положении человека, переживающего уникальный момент, когда устремления всей его жизни вдруг слились в единое событие. Шарлотта просто физически ощущала, как ему необходимо было поведать свою историю, словно хотя бы для того, чтобы убедиться: если амбициозный план рухнет, его тайное знание (а возможно, и оправдание за предпринятые действия) могут быть переданы другому. И Шарлотта решила подбодрить раввина, дабы потянуть время. Вдруг израильтяне поспеют на помощь прежде, чем случится что-либо худое?

— По счастью, Моисей согласился исполнить просьбу Эхнатона. Но больше всего Моисей опасался пагубных последствий возможных репрессий против тех, кто всегда верил в единого истинного Бога: против загадочной группы семитских племен, трудолюбивых, отважных, насчитывавших десятки тысяч, живших в дельте Нила более четырех столетий.

— Израильтян? — спросила Шарлотта.

— Очень хорошо, — похвалил Коэн. — Укрыв храмовые реликвии на севере и приготовив их к перевозке через Синай, Моисей тайно наведался к старейшинам израильских племен. Он знал, что их потомственные вероучения уходят корнями в далекое прошлое, к великому патриарху по имени Авраам, который, гласит легенда, был первым из людей, разговаривавшим с единым Богом. Также легенда гласит, что единый Бог пообещал потомкам Авраамовым возвращение на их родовые земли на севере. Так или иначе, Моисей убедил старейшин в том, что пришло время сбыться пророчеству. И под покровом темноты израильтяне покинули свои деревни и отправились с Моисеем на Синай.

— Так начался Исход, — тихо проговорила Шарлотта.

Коэн кивнул, и его беспокойные глаза принялись осматривать храм. Он махнул двоим в одеяниях подойти.

«Не давай ему отвлечься! Займи его!» — приказала себе Шарлотта.

Она лихорадочно попыталась припомнить, что там в Библии говорится об Исходе.

Но перед ее мысленным взором всплыли кадры из фильма 1950-х годов с Чарлтоном Хестоном, поднимающим волшебный посох, чтобы разделить морские воды и пропустить израильтян; преследующие их по пятам египтяне и сомкнувшееся над ними море.

— А почему фараон отправил в погоню за Моисеем свои войска? Он передумал?

Коэн через силу усмехнулся.

— Моисея с израильтянами преследовали войска не Эхнатона. Это были солдаты, направленные из Мемфиса соправителем Эхнатона Сменхкара,[129]злобным интриганом, который поддерживал жрецов Амуна, подлецом, вступившим в связь с женой Эхнатона Нефертити и ставшим отцом ее сыну.

— Что — той самой Нефертити? — удивилась она.

Рассказ об Исходе на глазах превращался в «кто есть кто» Древнего Египта.

— Да. Но эта красивая, культовая египетская царица была женщиной необычайно вероломной. — Взгляд раввина стал жестким. — Имея от нее шесть дочерей, Эхнатон так страстно мечтал о наследнике, что никогда не подозревал жену в неверности.

Коэн решил было здесь остановиться, но почувствовал, что нужно закончить рассказ. В конце концов, женщина должна осознавать необходимость того, что сейчас произойдет.

— Однако амбиции Нефертити давали только первые ростки, — вновь заговорил Коэн. — После того как Моисей благополучно бежал из Египта, Нефертити тайно сговорилась с Сменхкарой отравить мужа. Сменхкара попытался вычеркнуть из династической истории имя Эхнатона. Глубочайшее оскорбление для фараона, поскольку в памяти об имени жил его дух. Новая столица Эхнатона пришла в запустение, его картуши были сбиты со стен храмов и гробниц…