Книга Канцелярская крыса. Том 1 - Константин Сергеевич Соловьев

пор ноющие виски. – Я, видишь ли, не поспеваю за тобой. Так рыбу едят не для того, чтоб утолить голод, а для того, чтоб… чтоб… плавать?

– А как же, мистра. Она для того и существует.

– Вероятно, есть какие-то галлюциногенные здешние породы, о которых неизвестно на континенте. Что-то вроде ядовитых жаб из Центральной Америки… Но почему ты не купил для меня рыбу съедобных сортов?

– Каких еще съедобных? – непонимающе спросил Муан.

Его демонстративная туполобость начинала понемногу выводить Герти из себя.

– Тех, которые идут в пищу! Не тех, от которых «плавают»! Или, по-твоему, я мечтал превратиться в рыбину и сутки глотать воду на дне несуществующего океана?

– Нет никаких «съедобных» сортов, мистра. И быть не может. Это же рыба.

Герти помолчал, пытаясь представить картину мироздания глазами Муана. На какой-то миг у него получилось. Но мир в таком ракурсе выглядел так дико и вздорно, что он поспешил развеять это видение.

– У вас что, вся рыба такая?

– Ну да, – ответил Муан почти без раздумий. – Какой же ей еще быть? Иной не бывает. Только не у нас, а вообще. Вся рыба в мире, сколько ее ни существует, именно такая. Для того, чтоб плавать.

Тут Герти сдерживаться уже не мог.

– Вздор! Во всем мире обитает съедобная рыба! И только тут творится черт знает что! Я двадцать два года ел рыбу, представь себе, и не испытывал ничего подобного! Это что-то со здешней рыбой не так! Она вся отравлена. Может, какие-то вещества на океанском дне или городская фабрика сбрасывает химические отходы…

– Это едва ли, мистра. Еще мой прадед, вождь, мне строго-настрого запрещал рыбу есть. Только человек уж своего не упустит, так устроен. Тянет его рыба. Манит в темную воду, как говорится.

– Да это не меня, это вас всех в психиатрическую клинику сдавать впору… Так что, каждый, кто поест рыбы, испытывает галлюцинации? Плавает, как ты выражаешься?

– Да кто как. Кому подурачиться хочется, посмеяться, обычно рыбью чешую курят. Дешево, да и достать проще. Кто хочет поплескаться на мелководье, сухой плавничок грызет или косточки. Ну уж если и впрямь поплавать… Некоторые варят ее, и сок рыбий в отваре потом цедят. Говорят, на этом дня по три плавать можно. Правда, некоторые не выплывают. Пускают пузыри, как говорится. Еще глаза рыбьи глотают. Но этим чаще молодежь балуется, на тех гулянках, что по ночам в Шипси устраивают. Пару рыбьих глаз проглотишь, и внутри точно батарея гальваническая включается, говорят, танцевать можно до рассвета без передышки. Так я слышал. А есть такие любители, что сушат рыбьи кости, толкут их потом в ступке мелко, и носом в себя втягивают. Шкуру свежей рыбы под язык кладут. В общем, мистра, много способов приплыть есть. А самый страшный, – Муан сделал круглые глаза, – рыбий жир. Выжимают его из рыбы и раствор в вену иглой впрыскивают… Но это уж дело последнее. Кто на рыбий жир сел, тот конченый человек. Нырнет, и сам не заметит. С концами, значит. И сетью потом не вытащить.

– Но во всем остальном мире рыба совершенно безопасна! Только здешняя островная рыба имеет подобные свойства, – убежденно сказал Герти. – Вероятно, что-то в островной воде… Или особый сорт планктона, которым она питается. Или вулканические…

– Нет, мистра. Рыба везде такая. Иначе и быть не может.

– Я лично тебе заявляю, что не раз ел рыбу дома!

– Это вам виднее, – флегматично заметил Муан, скосив глаза на разбитую мебель. – Слышал я, что в Англии многие вещи иначе происходят.

Герти разозлился. Невозмутимость Муана начинала действовать на нервы. К тому же он ощущал себя в глупейшем и абсурднейшем положении. Как взрослый, пытающийся доказать ребенку, что солнце нельзя схватить ладошкой. Только вот Муан смотрел на него так, словно сам Герти и был заигравшимся ребенком. Это заставляло злиться еще больше.

Ладно, Гилберт Уинтерблоссом, вспомни, что ты деловод, а не болтун. Ты не поддаешься эмоциям, твой разум собран и всегда готов к работе. Факты и цифры – это твое оружие, разящее наповал. Неужели ты не сможешь вывести на чистую воду какого-то дикаря?

Новая мысль пришла ему в голову.

– Ладно же. – Герти вновь заговорил спокойным рассудительным тоном. – Забудем про меня. Муан, ты знаком со Святым Писанием?

– Немного. В архиепископы не гожусь, но кое-что миссионеры нам втолковать успели, пока просвещали.

– Значит, ты и с Новым Заветом знаком?

– Знаком малость, мистра.

Герти потер руки. Это уж беспроигрышный вариант. Сейчас он узнает, по кому из них плачет койка в Бедламе.

– Замечательно. Ну и что же ты можешь мне сказать про Господа нашего Иисуса Христа и рыбу?

Едва ли Муану часто приходилось обсуждать Святое Писание. Однако он не потребовал времени на размышления.

– Это и детям известно. Иисус запрещал своим ученикам рыбу есть, поскольку рыба тянет душу нашу на дно океана искушения, где дьявол ловит ее, подобно рыбаку, а кто сделался рыбой, отринул человеческую бессмертную душу, тому не место на Страшном Суде и…

У Герти даже дыхание перехватило от столь кощунственной трактовки Писания.

– Да ничего он подобного не запрещал! Что ты говоришь такое!

– Об этом вам со священниками спорить, – уклончиво сказал Муан. – Я человек простой, для богословских бесед не гожусь. А только позвольте напомнить, что один из семи смертных грехов есть рыбоедство.

– Чревоугодие!

Муан поднял вверх палец, толстый, как рыбацкая острога.

– Рыбоедство. Писание я наизусть, может, не помню, но только грехи смертные знаю.

– Ах так? Знаешь? Ладно же. Тогда как ты объяснишь, что первые апостолы, Андрей и Петр, были рыбаками? А? Что же это они, выходит, промышляли таким позорным ремеслом?

Довод был веский, и Герти заранее улыбнулся, представляя замешательство простодушного головореза. Однако тот даже глаз не отвел.

– Именно так и было, все верно говорите. До встречи со Спасителем были они рыбаками, а после, усовестившись, пошли за Ним, назвавшись Его учениками, а рыбачество бросили и покаялись в грехах.

Герти чуть не поперхнулся от подобного заявления. Несомненно, Муан что-то путал, но из присущего дикарям упрямства не собирался менять точку зрения. Это раздражало больше всего. Совершенно очевидно, что местная рыба не годится в пищу, однако в силу каких-то причин, вероятно, оторванности от континента и цивилизации, обитатели острова перенесли ее странные свойства на всю рыбу в мире. Причуда человеческого восприятия. Дикарство. Проецирование частности на общее положение вещей. Мириться с этим было неприятно. Впрочем, в данном случае он не сомневался в своей способности переубедить Муана. Или хотя бы сломить его нелепое сопротивление.

– А помнишь ли