Книга Жди меня, когда небо окрасится в розовый - Марат Маратович Мусабиров

тонкие теплые пальцы тихо забрались в мои непокорные волосы и ласково потеребили их, а ее алые губы прикоснулись к моим. Жаркой волной обдало меня всего с головы до пят. Это был первый наш поцелуй за три года. Я чуть было не растерялся, но вовремя спохватился и совладал с собой. В это мгновение жизнь моя снова возымела смысл. Сердцебиение учащалось с каждой аттосекундой – счастье ненадолго покорило меня всего. Тоска, депрессия – их словно и не было совсем. Я понял, ради чего можно жить дальше, понял, что не вся моя жизнь разрушена. Все обиды, все невзгоды растворились в небытие – остались только мы вдвоем посреди заснеженной свалки. И более ничего.

Мирай отпустила меня спустя секунд десять.

– Вот и обещанный сюрприз. Рэй, а ты любишь меня? – спросила она, грустно улыбнувшись. У меня слегка затаилось дыхание. Такого вопроса этот голос мне никогда не задавал.

– Д-да. Люблю! – тут же ответил я уверенно, хотя продолжал содрогаться внутри.

– Ты всегда мне поможешь? – последовал еще один вопрос.

– Всегда! Иначе ты можешь меня убить.

Она продолжила не сразу. Сначала посмотрела на меня прямо и честно, а затем с оттенком меланхоличной насмешливости произнесла:

– А я ведь… убью.

– Ты можешь. Я бы не предложил, если бы не было так.

– Тогда… Рэй, поможешь мне в одном непростом деле? – Взгляд Мирай приобрел еще бо́льшую томность, а края губ чуть ослабли.

– В каком?

– Помнишь лес? Мне кажется, в чем-то мой отчим был прав. Хороших людей не существует. Есть только те, которые должны быть наказаны сейчас, и те, кому возмездие придет позже. Понимаешь, о чем я? Мой монолог про школу… Это билет в один конец. И я бы хотела, чтобы ты был моим первым и последним попутчиком[46].

Враз весь мир перестал двигаться. Сердце мое замерло и в тот же миг бешено забилось. «Что я только что услышал?.. Я не ослышался? Она предлагает мне…» Даже представить не мог, какой бледностью покрылось мое лицо, как неспокойно вздрагивали ресницы, насколько сильно дрожали пальцы…

– Подожди. Т-ты серьезно?

– Абсолютно. Рэй, ты же знаешь: для меня «школа» и «шутка» – понятия несовместимые.

Казалось, будто каждое ее слово отдавалось у меня в костях буйными порывами ледяного ветра. Ладони запотели, хоть на улице и было прохладно.

– Нет, подожди, что это тебе вдруг взбрело в голову?! – закричал я. – Почему ты такое мне предлагаешь?

– Я просто устала. – Мирай потупила взгляд, точно оправдывалась. – Долго думала над этим, и как только появился ты, у меня сразу возник план. Ты не думай, что я не люблю тебя и ничего не чувствую, нет! Это совсем не так.

– Стой. То есть ты… ты хранила меня как зеницу ока всё это время не из-за любви, а из корыстных целей? Ты хочешь сделать меня своим компаньоном в дерьме! Чтобы мои… чтобы твои руки окунулись в это дерьмо…

– Рэй, послушай…

– Мирай, черт возьми! Что на тебя нашло? – Я яростно замотал головой из стороны в сторону. – Нет. Почему? Не может быть!.. У тебя проблемы с головой! Ты когда ходила к психологу в последний раз?

– Лет пять назад, – встревоженно ответила она. – Ты можешь меня выслушать? Со мной всё в норме.

– Нет! Это не норма. Отнюдь. Я отказываюсь верить твоим словам. Эти люди… Ты правда считаешь, что они заслуживают такой участи?

Мирай вдруг холодно усмехнулась и ответила так, что мой рот раскрылся:

– Кто они, а кто я? Я жертва, я просто обороняюсь. Жаль ли мне дурака, что издевался надо мной? Только за его же оплошность! Буду рыдать от того, что мне приходится это делать, потому что довели. А потом забуду. Постараюсь забыть. «Она сошла с ума!» – закричат люди, а я скажу, что теперь спокойна. Во имя своего будущего я готова на всё. Хочу жить достойно – выбираю свой путь. Пусть люди знают, что нельзя доводить других! Пусть они узнают, каково терпеть всё это. Как же нужно позволять себя изувечивать морально и физически, чтобы всё так случилось? Они это узнают. Я им всё расскажу.

– Что ты, черт подери, такое несешь? Как ты им расскажешь, тебе же потом прямая дорога в тюрьму!

– Нет. – Тут ее словно озарило. – Я убегу! Оставлю записку маме и убегу! Прочь убегу. И ты либо со мной, либо подохнешь прямо здесь и сейчас.

Мирай внезапно посуровела, прыснув в меня взглядом, исполненным язвительного презрения, и нацелила на меня дуло своего ружья.

Глаза ее казались сухой коркой дуба – в них не сквозило ничего человеческого. Они были холодны, мрачны и до жути угрюмы, точно из Мирай выжали всё то прекрасное живое, всю невообразимую бескрайнюю энергию, которая бушующими кровавыми волнами неистово бьется о кожу изнутри юного тела. Этот хмурый взор пророчествовал моему испуганному худшую смерть из возможных – смерть от руки своей возлюбленной.

– Эй, это уже слишком. Мирай, не надо так!

– Это же всё издалека идет, Рэй, – сказала она. – Сначала тебя эти колкости просто раздражают, пока они не переходят во что-то большее. Потом, когда всё доходит до физического контакта, уже злит и тотально обижает. Но последняя стадия, когда ничего не помогло, в том числе и помощь учителей и родителей, – это когда любая мелочь, любая малюсенькая колкость может бешено растеребить нарыв на сердце – а там уже, считай, часы до взрыва. Ты думаешь, классно почти ежедневно находить мусор в ящике своей парты? А как насчет «случайных» касаний, которые не более, чем жалкая попытка меня потрогать? Звонки-приколы моей матери посреди рабочего дня, когда она поднимает трубку и слышит: «Ваша дочь умирает, срочно приезжайте!» или «Ваша дочь классно сосет». Господи! А сколько раз у меня отбирали телефон и писали с него всякую херню маме и другим… Сколько раз мне прилетало от отчима за это, а он не верил, что это одноклассники «подшучивают». Думаешь, случай с тем ублюдком-учителем единственный? Это один из. Всё. Часы остановились – БАБАХ!

– Так тебе никто и не помогал. Родителям ты не говорила, учителей ты боишься. Вообще, у этого не должно быть причины. Не знаю, сошла ты с ума или нет, но лучше бы ты и вправду просто сбрендила. А выслушивать все твои проблемы чисто морально очень больно. И узнавать потом твои такие сумасбродные желания, да еще и попытки оправдаться… Скверно это всё. Мирай, может, мои мысли ретроградны и нынче такое просто… модно? Не молчи, скажи же уже что-нибудь.

– Что ты такое говоришь! – гневно взвизгнула она, и взгляд ее блеснул слезой. – Какой «модно»? Я же сказала: у этого есть причина, не тренд это никакой! Не будь глупым, как все, Рэй, прошу тебя. Ты должен понять. Когда ты сказал мне то, чего не знает никто, в первый день нашей