Книга Саша Чекалин - Василий Смирнов

Узнав у каждого имя, год рождения и место, где проживает, переводчик спросил, есть ли среди них евреи и коммунисты. Переписав арестованных, немцы ушли и забрали с собой двух, в том числе и переодетого красноармейца. Было тоскливо смотреть, как уводили товарищей, пусть почти незнакомых, но своих. Павел Николаевич снова закряхтел, забеспокоился, думая, где теперь Шурик, не взяли ли его.

— Забрали, а зачем, по какому поводу? — удивлялся старик колхозник с заокской стороны.

— Меня тоже взяли… — словоохотливо рассказывал знакомый Павлу Николаевичу бригадир Сальков из колхоза имени Ворошилова. — Старую шинель в углу нашли. «Твоя?» — спрашивают. «Моя», — отвечаю. Вот за шинель и сижу.

Правая, изуродованная во время финской войны рука у него висела плетью.

Павел Николаевич лежал на полу, размышляя: узнали немцы, что сын у него партизан, или нет? Знают ли, что жена у него член партии, или нет? Будут ли его допрашивать здесь или погонят в город? «Не иначе погонят…» — думал он.

День прошел спокойно. Никого больше не вызывали на допрос. Очевидно, в селе уже прослышали, что арестованные сидят в амбаре. Первой принесла передачу жена Салькова. Немецкий ефрейтор с желтыми нашивками на рукаве сердито выкрикнул фамилию Салькова и бросил ему узелок с провизией. Принесли передачу и Павлу Николаевичу.

Вскоре после этого немцы выпустили старика колхозника.

— Выпустят и вас, — успокаивал он арестованных, прощаясь.

Но Павел Николаевич понимал: нет, не выпустят.

Ночью Павел Николаевич, лежавший спиной к стене, несколько раз просыпался от холода и, не открывая глаз, слышал, как под полом роются и шуршат в земле крысы. Сквозь сон чудился ему Шуркин голос, звавший его: «Батя!.. Батя!..» Но Павел Николаевич в это время убегал от немцев. Немцы гнались за ним, ловили, а он снова убегал…

Утром часовой, открыв дверь, посмотрел на арестованных, оглядел пол, стены, потолок, неизвестно кому погрозил кулаком и снова запер дверь.

— Что это он разошелся? — удивлялись арестованные.

Сальков решил, что, наверное, надоело караулить, а выпустить приказа не имеет.

По всему выходило, что фашисты не собираются допрашивать их.

— Может быть, офицер забыл про нас, а солдаты сменяются по старому приказу? — утешая себя, предполагал Сальков.

Немного погодя у двери амбара зашумели. Часовой закричал, затопал сапогами, и Павел Николаевич вздрогнул, услышав голос сына.

Прильнув к узкой щелке в двери, он увидел, как дюжий часовой тряс Сашу за воротник пальто, что-то спрашивая. Саша молчал, пытаясь вырваться, но потом смирился, затих. Часовой подвел его к амбару, открыл дверь и так толкнул, что Саша, еле удержавшись на ногах, влетел в амбар, стукнувшись головой о стену.

— Ничего, батя, ничего… — Саша ободряюще улыбнулся, сплевывая кровь. — Я бы его…

Немного успокоившись, Саша рассказал, как ночью он ходил возле амбара, следя за часовым, потом стал было разбирать крышу, но все время мешал часовой.

— Это ты меня звал, — догадался Павел Николаевич.

— Я тоже слышал, — признался Сальков, — но думал, кто бредит во сне… — Он виновато моргал глазами.

— Эх, вы… — Саша с укоризной покрутил головой, все еще переживая свою неудачу. — Хорошо, что на крыше меня не загреб. Сильный, гад. Тот, ночью, поспокойней был. Да жаль, рано сменился… — Саша не сказал, что рядом, возле дома, лежат запрятанные им гранаты.

«Если бы только немцы провели нас мимо этого места», — думал он.

Он принялся тщательно осматривать амбар, все более хмурясь и про себя тихо бормоча:

— Мы еще покажем им… Так просто в руки не дадимся…

Не прошло и получаса, как дверь открылась и на пороге показался ефрейтор с нашивками на рукаве. Он оглядел заключенных, достал из кармана свернутый лист бумаги, развернул его и на ломаном русском языке сказал:

— Шекалин Пауль…

Сердце у Павла Николаевича екнуло, он побледнел и шагнул вперед.

Саша тоже вышел вперед, стараясь заглянуть в раскрытую дверь.

Что-то буркнув стоявшим рядом с ним двум солдатам, ефрейтор отдал им бумагу и жестом приказал Павлу Николаевичу выйти из амбара.

Вместе с отцом вышел и Саша.

Ефрейтор удивленно посмотрел на юношу. Часовой быстро залопотал что-то по-немецки, показывая на Сашу.

— Фатер? — спросил ефрейтор Сашу, ткнув пальцем в сторону Павла Николаевича. Саша молчал, исподлобья глядя на немцев, запиравших дверь амбара. Силы были неравные, чтобы броситься на врага. Убежать тоже нельзя. Песковатские ребята, обещавшие помочь, где-то запропали.

— Пшол!.. — закричал ефрейтор.

Павла Николаевича и Сашу подвели к бревенчатому, на высоком фундаменте зданию школы. Последнее время она пустовала. Занятий не было. Изредка на ночлег здесь останавливались проезжавшие мимо немцы.

Из дверей школы выбежал молоденький розовощекий офицер в фуражке с высокой тульей, а за ним — несколько солдат. Все они с нескрываемой злобой смотрели на арестованных. Павла Николаевича и Сашу поставили у стены.

«Неужели расстреляют?» — одновременно подумали отец и сын.

Саша тоскливо озирался по сторонам. Кругом стояли немцы — не убежишь.

Но расстреливать их не стали. Из школы вышел другой офицер, постарше и чином повыше. Он что-то коротко, отрывисто приказал молодому офицеру.

Двое солдат-конвоиров с автоматами на груди повели Чекалиных по дороге вдоль села. Искоса Саша наблюдал за конвоирами, в то же время поглядывая по сторонам — не покажутся ли где ребята. «Эх, если бы они помогли! — думал он, сдерживая пробегавшую по телу дрожь. — Будь я один, не задумываясь, махнул бы в сторону, за проезжавшие машины. Тогда лови меня. Но рядом идет отец, вдвоем не скроешься. Никак не убежишь».

Видимо, их вели в город. У крайних домов, возле железнодорожного переезда, стояло несколько грузовых машин. Один из конвоиров — рослый, плечистый, со злыми черными глазами — вдруг приказал остановиться и направился к машинам. Саша видел, как он, поговорив с шоферами, пошел вместе с ними в избу. Оставшемуся конвоиру, молодому, подслеповатому на вид парню, очевидно, надоело стоять на дороге, и он тоже пошел к машинам, ведя впереди себя арестованных.

— Бежим, батя? — выдохнул Саша, все еще не решаясь броситься на конвоира: сдерживал нацеленный на них автомат.

Отец молчал, вероятно не слышал, и шел впереди.

Возле машин копошились солдаты, перекладывая с одной на другую какие-то фанерные ящики с яркими цветными наклейками. Остановив Павла Николаевича и Сашу, конвоир подошел к окну дома.

— Бежим! — прошептал Саша, дернув отца за рукав, и юркнул за поленницу дров. Павел Николаевич бросился за ним.

Легко перемахнув через изгородь, они помчались по усадьбе, петляя в кустах, ожидая каждую секунду выстрела. Потом перескочили через другую изгородь и бежали уже по черной вспаханной полосе, когда сзади затрещала автоматная очередь. Оглянувшись, Саша увидел, что за ними бегут немцы, нагружавшие машины, а со стороны другого проулка бежит конвоир, разряжая на ходу автомат.