Книга Саша Чекалин - Василий Смирнов

Первое время он сторонился местных ребят. Казались они ему нерасторопными, вялыми, непригодными к военным делам. Все они чего-то боятся, выжидают.

— У меня брат воюет! — гордо сообщил он им при первой встрече. — Жду, с самолета его сбросят вместе с десантной частью — за мной придет.

Но это не произвело на местных ребят никакого впечатления.

Говорить, что брат находится в партизанском отряде, мать строго-настрого запретила.

В другой раз он сообщил ребятам, что собирается уйти к своим, за линию фронта, или — он еще окончательно не решил — в партизаны.

— Надоело здесь… — Витюшка пренебрежительно сплевывал в сторону.

— А стрелять из винтовки ты умеешь? — строго допрашивал его коренастый круглолицый паренек, ходивший на зависть всей деревне в длинной, до пяток, старой шинели и в военной фуражке с полуоторванным козырьком.

И хотя Витюшка ответил, что умеет стрелять, этот паренек решительно обрезал:

— У нас не такие ловкачи, как ты, дома остались. Раз по годам не вышли — военкомат возвращал обратно.

Парнишка в шинели — его звали Сергунька — оказался нетрусливым, решительным человеком. Он признался, что тоже не прочь уйти к партизанам. Но вот только как разыскать их?

Вдвоем они пошли на разведку километров за восемь лесом, в ту сторону, где проходило шоссе и где, по разговорам беженцев, в селениях стояли на постое оккупанты.

Они дошли до телеграфных столбов у шоссе. Провисшая проволока гудела и звенела, очевидно, текла по ней человеческая речь.

— Переговариваются, паразиты! — Сергунька поглядел на проволоку и сердито сплюнул.

— Переговариваются, — мрачно нахмурив брови, подтвердил Витюшка.

Они долго сидели в кустах и наблюдали за движением на шоссе. Солдаты-связисты, надев на ноги зубастые кошки, быстро лазили по столбам, налаживая связь.

Возвращаясь обратно домой, ребята размышляли: а что, если порвать провода? Клещи-кусачки они достали. Кроме того, у Витюшки была финка.

Несколько раз они ходили на шоссе. Но лазить по столбам оказалось не так-то легко, да и проволока плохо поддавалась кусачкам. Гораздо проще оказалось рвать провиспхие провода большим рогатым суком. Зацепившись за провод, ребята начинали с силой тянуть, пока провод не обрывался. Отбежав в кусты, оглядывались, нет ли вблизи людей, и снова принимались за работу.

Возвращаясь домой, они рассуждали, скоро ли немцы узнают про порчу проводов и отразится ли это на фронтовых делах.

— Отразится, — уверенно говорил Сергунька. Витюшка тоже не сомневался. Но его одолевали и другие мысли: говорить ли матери о своих делах или подождать до подходящего случая? Тем более что нрав у нее за последнее время стал суровый.

Он чувствовал, что мать начинает догадываться о причине его отлучек из дому.

Мать действительно видела: Витюшка что-то замышляет, но ничего ему не говорила, пока ее не предупредила соседка:

— Ты посматривай за сынком. Задумали они с моим Сергеем к партизанам уйти.

Надежда Самойловна обещала посматривать. И однажды, когда он особенно долго пропадал, а потом вернулся в разорванном пальто, без шапки, устроила ему допрос. Витюшка молчал, но вынутые из кармана кусачки разоблачили его.

Мать узнала, что Витюшка и Сергунька чуть не попали в руки оккупантов. Ребят спасли только быстрые ноги и трусость фашистов, побоявшихся углубляться в лес.

— А если бы тебя схватили? — допрашивала мать. Глаза у нее были большие, тоскливые, голос звучал глухо.

— Шуру тоже могут схватить, — уклончиво отвечал Витя, насупившись.

Сердце матери болезненно сжималось.

Разговоров о деятельности партизан в окрестных местах ходило много. Рассказывали, что взрывают они вражеские склады, нападают на обозы. Но был ли это тот отряд, в котором находился Шура, или другой — Надежда Самойловна не знала.

Вскоре она убедилась, что говорят именно об этом отряде.

В деревню зашел проведать свою семью знакомый Надежды Самойловны, старичок сторож из МТС, зять у которого тоже находился в партизанском отряде. Он сказал, что Шура один из лучших разведчиков отряда, который действует поблизости. Ловчее, чем Шура, никто из партизан не умеет добыть необходимые сведения, достать у врага оружие, боеприпасы. Командир хочет представить его к правительственной награде — ордену.

Надежда Самойловна на короткое время успокоилась.

Но через несколько дней по деревне поползли тревожные слухи, что партизанский отряд разбит, что многих партизан немцы уничтожили — кого повесили, кого расстреляли.

Вскоре тот же самый знакомый старичок снова заглянул в Токаревку и сообщил, что мужа Надежды Самойловны фашисты взяли вместе со старшим сыном в Песковатском и увели в город.

Витюшка заметил, как почернело при этом известии лицо матери. Он тоже забеспокоился.

Утром, взяв с собой ломоть хлеба, завернул его в платок, оставил записку на столе, что идет выручать отца и брата, и исчез. Мать догнала его уже за околицей. Уговорила вернуться, обещала, что вместе пойдут в Песковатское и если это возможно, то останутся в партизанском отряде.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Когда Павла Николаевича, подталкивая прикладами, фашисты вывели из дому, он понял, что наступило самое страшное в жизни, то, чего он так боялся в последнее время Теперь его жизнь находилась в руках врага, жестокого, не знающего человеческих законов, способного сделать с ним все, что захочет. Он настолько растерялся, пал духом, что в первые минуты не понимал, в каком направлении и куда его ведут. И только когда они прошли мост через Вырку и его втолкнули в черную затхлую дыру, щелкнув сзади замком, Павел Николаевич сообразил, что он находится в кирпичном колхозном амбаре возле церкви. Арестованных, помимо него, было четверо: двое из соседних деревень и двое — проходившие мимо люди, на свою беду остановившиеся на ночлег в Песковатском.

Один из них, очевидно переодетый военный, обшаривал стены, пол и потолок амбара, помышляя о побеге.

— Как в могиле… Отсюда не уйдешь, — заключил он.

Разостлав на полу свою одежду, арестованные стали коротать время разговорами.

Нашелся табак, огниво. Задымились бодрившие души самокрутки. На сердце у Павла Николаевича стало спокойнее. «Что людям, то и мне», — думал он, прислушиваясь, как за дверью изредка позвякивает винтовкой часовой.

Ночью к арестованным никто не приходил.

Рассвет наступал медленно, жидко пробиваясь в амбар через узкие щели в двери.

— Ну, теперь возьмутся за нас, — проговорил переодетый военный, когда все остальные тоже поднялись со своих мест и, ежась от холода, стали ходить по амбару, размахивая руками и притопывая.

Скоро пришел офицер с двумя солдатами и с пожилым человеком в бобриковом пиджаке, очевидно переводчиком.