Книга Злачное место - Николай Шпыркович

Земля на поселковом кладбище была мягкой, песчаной, не то что у них в Васильевке, – там-то глина одна. Кабы раньше знать, что под покойников понадобится не два, а три метра копать – с меньшей глубины дикари неведомым образом тело чуяли и стремились раскопать свежую могилу, – так надо было бы и им выбирать место не где покрасивше, а где полегче. А так – да, кладбище у них красивое, на горке, березами все поросло, а начнешь копать, тем более на такую глубину, семь потов сойдет, тяжелая земля. Может, потому и начали у них в Васильевке, да и в Белореченке тоже, в огне хоронить – там-то уж точно никаким зомбакам не достанешься. Старики, правда, некоторые все равно упорствовали – не хотим, дескать, а то неизвестно, где там от меня пепел, а где от головешки. По Артему, так это как раз абсолютно однохренственно. А и старики, посмотрев, как пытается разрыть неглубокую могилу очередной дикарь, все больше и больше соглашались на кремацию – так батя это обзывал. Ну или договаривайся, чтобы поглубже копачи рыли. Так с трех метров землю не пошвыряешь в легкую – ведрами надо поднимать, времени куда больше уходит.

А вот здесь хоронят больше как раньше, и тоже ясно почему: людей в поселке много, мрут чаще, не напасешься дров на погребальные костры: в момент все деревья на них изведут. Это кажется только, что человек сгорит запросто в пепел, а попробуй, спали его! Пару кубов точно ухайдакать надо. И это… ясно, какой запах в поселке стоять будет. У них-то в деревне кладбище на отшибе, нарубил дров на костерок – и порядок, ветер все в сторону относит, с горки-то. А вот то, что людей здесь больше, для похорон в земле как раз хорошо: можно много людей поставить яму рыть, попеременно будут копать, так и не устанут.

Да, так вот, земля хорошая здесь – когда-то на этом месте, наверное, бор сосновый стоял, а потом свели его, дерна не образовалось. И то хорошо еще, что новых деревьев здесь сажать не стали – корней не наросло, а старые перегнили все. Вот и хорошо получалось у них с Крысоловом – песок шуршал, ложась в кучу наверху, камней тоже в грунте не было, так, мелкие камешки иногда о лезвие лопаты почиркивали. После того как они подустали, их сменили Кусок с Иваном-фельдшером. Кусок уже избавился от трубки в горле, только повязку наклеили ему в больнице. Хорошо все же, что пока еще вирус этот всех микробов по большей части давит, так что не приходится за инфекцию опасаться. Еще им помогал тот самый пузатый старшина, что вместе с ними в больницу в кузове ехал. После того как они в больнице шороху навели, обеспечив им прикрытие, его отряд вызвал старлей, утрясали они какие-то вопросы, где-то кому-то и перепало – кто не захотел нового расклада признавать. До большой крови, правда, как и предсказывал Старый, дело не дошло, все обошлось парой расквашенных физиономий да тройкой выбитых зубов. Надо сказать, правильно они все же сделали, что с вояками тогда скорефанились: не будь их, да сунься Крысолов после смерти Сикоки в кабинет Саенко, может, и наломали бы дров, особенно если бы бо́льшая часть охраны хозяина больницы была с ним в тот момент, а не шаталась бы сейчас неизвестно где.

О том, как прошла смена власти, им старшина рассказал, пока отдыхали:

– …А чего там… – Его ловкие пальцы вертели самокрутку из тонкой бумаги телефонного справочника. У бати такой тоже был. Как с сигаретами перебои пошли, так все самосад начали растить, а справочники вот эти как раз под закрутки сгодились: бумага тоненькая, считай, как та же папиросная, – вот их Серега-торгаш и возил из города и к ним в деревню. Ныл все, что далеко, а справочников мало. – Какая им, на хрен, разница. Этот их совет только боялся, чтобы мы на все их добро лапу не наложили, а как узнали, что только бандитскую долю забираем, да еще и разделить собираемся, аж расцвели. Один только там взялся выступать, типа «…незаконный захват!.. права собственности!» – так они попросили с ним наедине поговорить. И вот же беда, – огорченно вздохнул старшина, – пока они с ним разговоры разговаривали, у него там сердечный приступ случился. Так что ихнему председателю экстренно пришлось несогласного этого упокаивать – прямо в затылок. Ну а поскольку место в совете освободилось, они его полкану нашему любезно предложили.

Хотя, думаю, – тут он понизил голос, – это они, как урологи говорить любили, «медленно оттягивают свой конец». Наш Захарыч, раз уж сюда влез, свои порядки по-любому наведет, и пусть только какая-нибудь сука ему «сердечный приступ» устроить попробует. Только, думаю, пользы от этого будет больше, – убежденно проговорил он. – Вон он с утра только сегодня заявился – и сразу в дела. «Солдатское радио» донесло, что первым делом больничку эту обобществил. А то действительно, понимаешь, – он возмущенно затянулся, – сидит тут, как упырь какой. Простому человеку и полечиться нельзя. Хитрый, гад, затаился где-то, в поселок носа не кажет. Они тут вообще… Как нэпманы какие. И дисциплины – никакой. Слушай, – доверительно сказал он Крысолову, – шли бы вы к нам, а? Ну вот что вы шатаетесь по лесам да буеракам? Нарветесь же, рано или поздно, уже, считай, нарвались. Ну вот если бы не мы, то вы бы что? А с вашей хваткой и опытом вам бы у нас цены не было. Сейчас здесь работы масса, у нас людей не хватает. Весь этот совет ихний – тьфу и растереть, Захарыч его подомнет. С областью, правда, уладить надо… но это ерунда. Ты ж вон видел нашего старшего? Ну старший лейтенант, Потапенко? Это ж орел, он еще, посмотришь, крылья-то расправит. Я с ним, между прочим, в очень даже неплохих отношениях, так что за вас слово замолвлю. Ребятишек своих подучим, местных тоже призовем, а то, понимаешь, торгуют они, бизнесмены хреновы. Артем вон ваш, хлопец какой боевой. А таких в деревнях и еще найти можно. А тогда нам и область не указ – оседлаем Волгу, вообще лафа будет. – Здесь он как-то осекся, косо на них глянув: не лишнего ли болтанул?

– «…И пошел наш урядник ввысь, как цыган по лестнице на небо…» – бормотнул Старый в сторону. Крысолов же не то чтобы отказался, но как-то ловко так повернул дело, что предложение хорошее, конечно, даже замечательное, и после окончательного завершения операции обязательно надо будет поговорить об этом… ну как ребята поздоровеют… Непохоже вообще-то было, чтобы старшина ему поверил, – во всяком случае, больше разговоров о том, как им здорово у них будет, не вел. Не молчал, правда, балагурил, покуривал, похохатывал, но и только. А вот Куску, Артем видел, речь старшины как-то и глянулась – глаза у него заблестели, и слушал он его внимательно. Ему и самому представилось, что неплохо было бы к воякам примкнуть… Впрочем, скоро они довольно сильно углубились, копать стало труднее. Приходилось вверх поднимать ведра, не до разговоров стало. Когда отдыхали в очередной раз, Кусок, до того молчавший, странным своим шипо-голосом рассказал, что на Кавказе так и вовсе не хоронят. Но и не сжигают – дерева мало, не всегда достать можно. Так они там придумали мертвых своих на камнях оставлять – в недоступном месте, ну или на помосте каком. Столбы только надо, говорил, обязательно железом оббить. Вот, а после – их уже птицы расклевывают, а кости они потом толкут в порошок, а там уж – от достатка зависит: если род богатый – так и кости в тесто замешивают и птицам отдают. А нет – так просто по ветру развеивают. Артему чудно показалось, а Старый только плечами пожал:

– На Тибете так всегда и делали испокон веков, и даже до Хрени. Оттуда, наверное, и пришло, хотя и сами могли додуматься. Ничего нового под луной нет, и все было. Может, и та же Хрень на Тибете. Чем дальше мы в этом мире живем, тем больше я убеждаюсь в том, что у человечества этот случай – просто в череде многих ему подобных. Что в общем-то не может не радовать: выходит, род людской эту беду благополучно переживал, да так, что и забывал напрочь о ней до следующего раза. Так что-то – как у тех же аборигенов, австралийских: песни, да легенды, да мифы… Ну или как у нас – страшные сказки про то, что на Лысой горе копать нельзя… А чего нельзя – про то только пять поколений помнили, что там зомбаки недобитые лежат, а шестое уже забыло. Даже вот то, что покойникам дорогу еловыми лапками устилают, вперед ногами несут, а самих без обуви хоронят (откуда «белые тапочки»-то и пошли, в них и вправду хоронили, а поначалу – без обуви!) – чтобы оживший мертвяк, во-первых, дорогу к дому не запомнил, а только бы на погост, во-вторых – если и вздумает возвращаться, все ноги бы исколол босые. И я так думаю, поначалу там не веточки еловые были, а натуральные колючки с шипами в палец, а на могилках не веночки ставили, а целые заграждения из тех же ветвей еловых – вроде этакой «спирали Бруно» того времени.