Книга Преферанс на Москалевке - Ирина Потанина

– Последнее предложение несет какой-то смысл? – не скрывая сарказма, поинтересовался Морской у Галочки.

– Отставить издевательства! – стукнул кулаком по столу Ткаченко. – Я, как могу корректно, пытаюсь объяснить свою версию событий, а вы ерничаете. Между прочим, я тоже не пальцем деланный. Я правда Доценко нашего давно подозревал. Еще с тех пор, как на рабочих местах застреленных нашли записки с угрозами. Доценко-то свою записку обозначил, как писанную чернилами. А обе найденные, как мы помним, были нацарапаны углем. Ну и все эти нестыковки с местонахождением. Заявлено, что Доценко в санатории – я приезжаю, а его там нет. Приходит сам, мол, потому и нет, что примчался меня расспросить, так как, дескать, позвонил сослуживцу и узнал, что стряслось – а телефон-то в санатории был сломан.

– И что ж не задержали его сразу? – досадуя на то, что сам не обратил внимание на эти нестыковки, спросил Морской.

– Я в санатории беседовал с дежурной медсестрой и лично видел лист осмотра, забора анализов и взятия на процедуры товарища Доценко. Дата, подпись, время. 17–00 ровно. Листок тот – липа. Как установила Светлана – и показания убитой горем дочери Доценко сейчас мне это подтвердили, – Доця нарочно попросил вписать такое время. Все думали – чтобы пораньше встать на довольствие в столовой санатория, на самом деле – для алиби. Это меня и сбило. Надолго. Если бы гражданка Света не разговорила эту Зинаиду, я и не вспомнил бы о первых подозрениях. Все же хорошо, что у Горленко такая пронырливая, неугомонная и разговорчивая жена. Всем бы такую! – Тут он задумался и, кажется, немного испугался. – Впрочем, не надо. Преступления, возможно, раскрывались бы много легче, но их количество существенно бы возросло – таких жен точно начали бы убивать, борясь за собственную свободу.

– Простите, почему вы нам не рассказали о своих подозрениях против Доценко? Ведь мы в одной команде, – наивно поинтересовалась Галочка. – Я бы точно сказала, что дату и время можно поставить неправдивые. Мне, после любезного звонка Морского, в отделе кадров отстранение от гастролей и от нагрузки во Дворце ради ухода за болеющим дедушкой задним числом подписали. Я была так удивлена этим фактом, что точно уж вспомнила бы при упоминании об алиби в виде даты и времени на чьем-то документе. Ой! – Галочка поняла, что наговорила лишнее, но спохватилась так поздно, что Морской не выдержал:

– Что вы там про массовое убийство слишком догадливых и слишком разговорчивых жен говорили? – наигранно сурово спросил он Ткаченко, заметив в тот же миг, что Галочка смутилась, причем, похоже, вовсе не из-за обвинения.

– Хватит любезничать! – возмутился Ткаченко. – Давайте все же к делу! Все это была предыстория. А теперь слушайте, что с вами было. – Ткаченко уткнул глаза в листок из папки. – Вот! Смотрите. Однажды вы, Морской, по косвенным признакам стали подозревать, что на Москалевке существует подпольный игорный клуб. Не только с преферансом и явно незаконный. В органы не сообщили, потому что не имели достаточных доказательств. За доказательствами отправились лично. За эту самодеятельность мы вас, конечно, пожурим. Но в целом – поступок смелый, что уж тут. Вы же не знали, – тут Ткаченко посмотрел на Морского так пристально, что тот даже отвел глаза, – что я уже почти что вышел на Доценко и этот клуб находится под моим личным наблюдением. Да! Следствие уже установило имя преступника, но не хватало доказательств. Вот здесь, – Ткаченко достал из папки еще один листок, – я докладываю о результатах проведенной следственной работы и о необходимости начинать облаву. – Он снова перешел на историю Морского и Галочки. – По счастливому совпадению, моя спецоперация с облавой началась как раз, когда вы, граждане влюбленные, выясняли отношения за кулисами. Вам, судя по всему, – Ткаченко кивнул на кольцо Галины, и та покраснела, – есть что обсудить. Тут началась паника. Какое-то время вы еще решали, пойти сдаться или попытаться скрыться. Но в конце концов решили убежать через кухню. И обнаружили в подвале раненого сержанта Доценко. Тот, видимо, споткнулся в темноте и упал прямо на стекло от битой рамы. Там много было мусора в подвале, неудивительно, что кто-то напоролся.

– Как странно он упал! – перебил Морской. – Один раз на стекло ягодицей, а другой – животом. Он что у вас, крутился, как на вертеле?

– Хорошее замечание, – спокойно заметил Ткаченко. – Спасибо. Учтем этот момент, изучим. Быть может, Доценко упал, потом пытался встать, перевернулся? Впрочем, – Игнат Павлович снова перешел в наступление, – это не важно. Это наше дело, мы разберемся. Сейчас давайте говорить про вас. Итак, увидев, что Доценко ранен, вы, Морской, повели себя как настоящий человек и гражданин – отбросив панику, решили оказать первую помощь, а Галочку послали за подмогой. Мы с ребятами в тот момент уже и сами заходили в подвал, поэтому прибыли на место очень скоро. Что было дальше, нужно вам напомнить?

– Да уж, извольте, – нервно хмыкнул Морской. – Я ж должен знать, что я там натворил.

– Вы ничего не натворили, успокойтесь! – продолжал давить Игнат Павлович. – Как тут вот записано с ваших слов, Доценко, узнав в вас друга Николая Горленко и пребывая в состоянии шока после травмы, стал говорить, мол, он ни в чем не виноват, что он убил двух своих подчиненных и подставил Николая просто потому, что у него не было выхода. А потом, осознав, что сболтнул лишнее и что вы явно не на его стороне, стал угрожать вам оружием. Это уже и я, и двое моих сослуживцев слышали лично. Мы с Галиной и ребятами, едва спустившись, пошли по периметру, чтобы не мешать вашему разговору. И мы своими ушами слышали окончание вашего разговора с Доценко. Признание и угрозы. Осознав, что попал в безвыходную ситуацию, Доценко выстрелил себе в рот. Но, к счастью, прежде он успел прилюдно заявить, что Горленко невиновен.

– Ну да, – тут Морскому возразить было нечего. – Последние события имели место быть. Надеюсь, этого достаточно, чтобы Колю отпустили?

– Уверен, что достаточно, – твердо кивнул Игнат Павлович. – Тем более, обыскивая тело, мы нашли при сержанте то самое золото, из-за которого он убил подчиненных и ради которого устроил взрывы у Воскресенского. Доценко был игрок. Причем не слишком удачливый. Долги все нарастали, а он не мог ни прекратить играть, ни расплатиться. Ему уже никто не занимал, и он на всех за это обозлился. И вот, решился на отчаянный шаг – взрывы, хаос, возможность хорошо обогатиться. Вместо того, чтоб раздавать долги, Доценко снова ринулся играть. И мы, как и планировалось, взяли его в клубе с поличным. Жаль только, не предусмотрели возможность самоубийства. – Игнат Павлович скорбно вздохнул. – Я, честно говоря, недооценивал степень психического нездоровья подозреваемого.

– Как складно все выходит, – растерянно вставила Галочка.

– Благодарю! – кивнул Ткаченко и продолжил: – Оказывается, о том, что нужно будет идти за Воскресенским, Доценко знал еще с вечера, да и саму историю адвоката знал, и о припрятанном золоте тоже слышал…

– Откуда же? – не без иронии спросил Морской.

– Читал бумаги из архива, – невозмутимо ответил Игнат Павлович. – Про всех, с кем предстояло поработать, читал. Имел вообще-то право – он руководитель группы. И как только в первый раз наткнулся на возможность обогатиться – сразу сорвался. У адвоката Воскресенского, как говорят бумаги, еще при первом аресте изъяли оставшиеся от дореволюционного заработка слитки золота. Незаконно изъяли, между прочим, – это ж не валюта, ничего запрещенного в хранении золота нет. После освобождения – вернули. Причем совсем недавно. Вот соответствующие бумаги, – Ткаченко, улыбаясь, протянул Галочке два листочка. – Их Доценко и почитал. Вот здраво рассудил, что золото хранится где-то у адвоката.