Книга Преферанс на Москалевке - Ирина Потанина

Галина послушно кивнула и метнулась к ступенькам. Вернувшись к Доценко, Морской склонился над ним и пробормотал:

– Сейчас придет подмога. Не сдавайтесь! Вы нам нужны живым.

– Не надо никого! – простонал Доця в панике. – Я сам. Я оклемаюсь. – Потом, сконцентрировав зрение на лице Морского, испуганно спросил: – Ты все слышал, да? Я тебя знаю. Ты Колькин друг. Ты был при разговоре?

– Вашем и Саенко? – спокойно ответил Морской, перетягивая рану новым обрывком рубахи. – Да, был. Все слышал. Вам теперь не отвертеться.

– Я не виноват! – горячо зашептал Доценко. – Этот подонок не оставил мне выхода.

Морской решил не возражать.

– Нет, правда! – продолжал Доценко. – Ты вообрази! Он два года поджидал момент. Досье на нас с ребятами собрал и выжидал. И тут моя Зинуся к нему попалась в руки. – Раненый тяжело вздохнул, то ли от боли, то ли от воспоминания. – Саенко явился ко мне лично. Без охраны. Домой. Зашел и прям с порога говорит: могу твою девицу пощадить, могу в лагерь отправить, могу под расстрел подвести. Что захочу, то с ней и будет. Выбирай, что мне хотеть! – Доценко искал сочувствия во взгляде Морского, но тот отводил глаза. – Я выбрал сам понимаешь что. «Пощади ее!» – говорю. А он – тогда: «Расклад такой: при очередном задержании ты своих парней убьешь. И сразу сдашься. Двое убитых, один в тюрьме – вот то, что я хочу взамен».

– И вы не отказали?

– Ему откажешь, как же, – всхлипнул Доценко. – Он же псих. «Я, – говорит, – пока к тебе пришел лишь с предложением, но в целом мне-то все равно, кто из вас умрет, а кто сядет. Не согласишься, к кому-то из твоих псов схожу. Уж я найду, чем их припугнуть, ты не думай». А я-то знаю, что оба давно на меня зуб точат. То командую им не так, то на премию не подаю… Да и не слишком-то они ценные кадры. Я б, если бы работа не свела, с такими бы и говорить не стал. Короче, выхода у меня не было. «Согласен!» – говорю.

– А обвинить во всем решили Колю?

– Ну да, решил, – ответил дядя Доця. – Ну а куда деваться? Его мне было жалко, между прочим. Я показания когда Ткаченко оставлял, старался выгородить Малого, как мог…

Морской невольно брезгливо одернул руку от Доценко.

– Не веришь? А что ж тогда хлопочешь? Пусть сдохну. Тебе-то что за дело?

– Мне надо, чтоб вы дали показания о том, что мой друг Коля невиновен.

– Дулю тебе с маком, а не показания! – внезапно обозлился дядя Доця и из последних сил схватился за наган. – Думаешь, раз поймал меня, так уже на коне? Ну нет! Так просто я не сдамся! Я двух своих напарников убил! Я Кольку, которого с детства знаю, выставил убийцей! Думаешь, тебя пристрелить рука дрогнет? Не двигаться!

– Товарищ Доценко! – устало протянул Морской, прилагая серьезные усилия, чтобы ничем не показать свой страх. – Это глупая безвкусная идея. Вернее, идея с неприятным вкусом. Я слышал ваше признание не один, моя спутница сейчас приведет оперативников. И врачей. Вам станет легче!

– Не станет! Не станет мне уже легче, как ты не понимаешь? Ну ничего, я выкручусь. Уйду на дно. Но как же Зинка? В тюрьму? Нет, не пойду! – Рука Доценко перестала дрожать и по решительному взгляду Морской понял, что пациент, кажется, и правда вознамерился стрелять.

– Прекратить безобразие! – уверенно произнес Игнат Павлович, вдруг выскакивая из тени возле самой стены и закрывая Морского собой. – Сержант Доценко, я к тебе обращаюсь!

Где-то рядом тихо ахнула Галина. Морской даже и не заметил, когда она успела подойти. И даже не одна она…

– Я не сдамся! – упрямо, но словно в бреду, снова повторил Доценко и выстрелил.

Глава 18. Молчание, золото и другие уступки

Через несколько часов измученный Морской ругался в кабинете Игната Павловича.

Мало того, что сразу после самоубийства Доценко их с Галочкой, усадив в машину и приказав ничего не говорить раньше времени, увезли в управление, где, разведя по разным кабинетам, заперли и оставили на много часов в полнейшем недоумении. Мало того, что, вернувшись, допросили не под запись и без свидетелей. Мало того, что делал это все лично Ткаченко, в обход всех протоколов, положенных нормами опроса свидетелей. Так еще и теперь, как выяснилось, необходимо было подписать показания, лишь отчасти соответствующие действительности.

– Я лично видел, как Саенко резал живого человека – тогда еще живого – кухонным тесаком! – кричал Морской. – Я лично слышал, как он приказал Доценко застрелиться. И что теперь? Я должен делать вид, что знать ничего этого не знаю?

– Именно, – с нажимом произнес Ткаченко, косясь на запертую дверь кабинета и явно прикидывая, не слышно ли из коридора происходящее внутри. – Товарищ Саенко героически пострадал при задержании преступника. Он проводил самостоятельное расследование, почти задержал Доценко, но тот оказал сопротивление и перерезал преследователю горло. Саенко – настоящий герой. Не будем порочить его репутацию.

Информация о перерезанном горле, конечно, шокировала. Морской вспомнил, что ведь и сам видел, что Саенко ранен. Почему не кинулся следом? Почему не попытался спасти? Впрочем, раненый уходил своими ногами и, вон, даже приказание отдал напоследок. Кто ж мог ожидать, что все так обернется… Из двух умирающих преступников Морской выбрал того, что ближе, и все равно бой со смертью проиграл…

Впрочем, ключевым словом было «преступники». Видимо, в мире все же существовала некая высшая справедливость, если дело закончилось таким образом. Что, конечно, не снимало вину с человека, дававшего клятву Гиппократа и не оказавшего помощь раненому. Морской обернулся, пытаясь найти поддержку и понимание у близкого человека. Галочка сидела тут же – ее Игнат Павлович привел вместе с собой из соседнего кабинета – и с тревогой переводила взгляд со следователя на Морского.

– Товарищ Морской, – снова принялся за свое Ткаченко, – да будь же ты благоразумен! Галина, вот, и то нормально мыслит. Сказала, сделаю, как скажет мне Морской. Мудрая девушка. Хотя бы ради нее убавь свой пыл.

– При чем тут пыл? – опять заполыхал негодованием Морской. – Есть факты…

– Какие? – С очень серьезным лицом Игнат Павлович раскрыл папку с печатными листками. – Вот я читаю ваши с Галиной Воскресенской показания.

– Но мы же еще их не давали! – осторожно удивилась Галочка.

– Давали! – заявил Ткаченко твердо, но тут же пошел на попятную: – Надеюсь, мы обсудим ваши… хм… приключения, и вы подпишете ту версию событий, что здесь напечатана. Диктуя, я старался подбирать все так, чтобы всех устроило. Я, скажем прямо, писал почти что с ваших слов. Увидел разумную версию событий, так сказать. Ну, хватит! – Заметив возмущение на лице Морского, Ткаченко не выдержал: – Я, между прочим, спас вам жизнь! Не без помощи гражданки Горленко, конечно. Она, – тут Ткаченко, явно пытаясь разрядить обстановку, начал описывать вечерние события, предшествующие облаве на клуб, – вы не поверите! Ворвалась, растолкав моих ребят из отделения, ко мне. Ка-а-ак загорланит с порога: «Срочно! Катастрофа! У Зинаиды даже подставка для каблука в машине та самая! Морской в опасности – Саенко заслал его к Доценко, а тот опасен и на все готов решиться, если увидит в Морском преследователя. И после этого, – кричит, – вы мне говорите, что Мессинг – не волшебник и не предсказатель?» Я уж думал, что гражданка тронулась умом и успел порадоваться, что среди санитаров психиатрички у нее теперь есть связи – будут обращаться мягко и с любовью. Но тут Светлана взяла себя в руки и по-человечески доложила, что узнала. Хорошо, что парень, за тобой, Морской, приставленный следить, как раз сдал вахту, и я точно знал адрес заведения, в которое тебя занесло. – Ткаченко налил себе воды из графина с таким видом, будто уже устал говорить. Морской с Галиной, несколько раз переспросив, действительно ли была слежка и кто ее осуществлял, решили эти подробности отбросить и напряженно потребовали продолжения рассказа. – А дальше все уже по протоколу. Я получил сигнал о работе подпольной организации? Да. Значит, должен обеспечить облаву. Ребят на срочный выезд, к счастью, хватало. Я, между прочим, сильно рисковал! Если бы никакого преступления на этой вечеринке не произошло бы – меня бы вмиг турнули из управления. Клуб-то всем давно известен, серьезных людей развлекает, его давно уж сказано не трогать. И оправдания, мол, «сгоряча не разобрался, что это тот самый подпольный игровой клуб, который на самом деле общество исторического воссоздания и который не надо прикрывать» – никого бы не тронули. Не разобрался – вылетай с работы или куда подальше. Но повезло. Формально, между прочим, если прямо посмотреть, я, может, этого Доценко тоже отслеживал и, наконец, все проверив, распорядился об облаве.