Книга Игра колибри - Аджони Рас

«Адам, Адам, черт тебя… Адам!» – голос Виктора продирался сквозь темноту, сопровождаемый странным теплом на… На лице! Мое лицо! Эта мысль почему-то обрадовала меня. Я ощутил еще одну пощечину, хлесткую и уверенную. Тьма начала таять, все стремительнее развеиваясь по углам потолка… Потолка, почему я вижу потолок… Я лежу на спине, вот Виктор, вот озадаченное лицо Патрика. Удар. Еще одна пощечина.

– Если отпечатки пальцев – это зацепка, если в этом есть хоть толика закономерности, – прошептал я обессиленно, – умоляю, попробуем двинуться в этом направлении. Если не выйдет, я приму еще «Игру колибри». Но мне нужна пауза.

Виктор с Патриком переглянулись. Какое-то время они молча смотрели в глаза друг другу, будто могли обмениваться мыслями, потом Гассмано кивнул и исчез за дверью.

– Ты нас напугал, парень, – помогая мне подняться, проговорил Виктор. – Сначала передал бразды правления Алисе, потом просто рухнул на пол без чувств. Я, честно признаться, такого еще не видел.

Говорить не хотелось, и я лишь безучастно пожал плечами. Все произошедшее и увиденное клокотало и бурлило внутри, стремясь найти выход, найти свое законное место в сознании, но пока безуспешно.

– Спать, – обессиленно молвил я, опираясь на плечо Виктора. Он согласно кивнул, и мы направились к выходу.

Выйдя на крыльцо дома Роуз, я слегка сжал предплечье Виктора и начал опускаться на ступеньку. Виктор придержал меня и сел рядом. Он молчал, как молчал и я. Солнце согревало лицо нежными лучами, и я подставлял под него красные от пощечин щеки. Мимо, толкая перед собой инвалидную коляску с парнем лет пятнадцати, прошла соседка. Кажется, ее звали Мария.

– Алиса, когда она во второй раз взяла верх, я совсем ничего не видел и не ощущал, – тихо прошептал я Виктору.

– Этого я и боялся, друг мой. – Он коснулся моего плеча ладонью. – Она все же слишком много взяла от мужчин, и твой разум не смог отличить ее мысли. Это и есть замещение, о нем я говорил тебе и предупреждал.

– Я будто умер, Виктор, словно меня не стало. – Улыбка появилась на моем лице. – Единственное, что я думал там, в этом забытьи… – Мне пришлось сделать усилие, чтобы подобрать левую ногу под себя и повернуться к нему. – Почему я вижу только интимную часть жизни Алисы или то, что так тесно с ней связано?

Виктор на секунду задумался, потом, убрав прядь со лба, ответил:

– Так случается всегда, когда донор ревновал, был привязан или просто любил. – Он говорил спокойно и размеренно, делая паузы между словами. – Именно поэтому я применял препарат для разоблачения супружеских измен. Видимо, такова человеческая природа, что мы ищем и находим то, чего так вожделеем.

Неожиданно по улице разлетелся девичий смех, и, хотя краски остались прежними, я вдруг увидел ее, совсем еще юную, лет восьми, прыгающей на одной ноге по расчерченным на асфальте квадратам. На Алисе была воздушная белоснежная юбка, взлетающая в такт ее толчкам вверх и парашютом опускающаяся обратно. Футболка без рукавов открывала острые и худые детские плечи. Волосы вихрем взвивались вверх и веером кружили вокруг головы, то сваливаясь на глаза, то взметаясь назад.

Рядом стояли еще две девочки и хлопали в ладошки, напевая считалочку для Алисы. На их личиках тоже читалась неподдельная радость, и казалось, это самые счастливые дети во вселенной. Али была такая невинная и по-детски красивая, с раскатистым звонким смехом, разлетающимся по окрестностям. Ребенок, простой ребенок. Мне вдруг стало жаль эту малютку.

Жаль со всей той историей, что я теперь знал, жаль с тем самым пониманием, что мне никогда, наверное, не прижаться к той, уже взрослой Алисе… Я жалел ее, ребенка. Жалел, как жалеет отец, когда видит слезы своего чада. Моя любовь к взрослой Алисе и любовь к этой девочке вдруг разделились, как два потока горной реки, и я бросился в тот, где была только эта малютка, которая еще не знала, кем станет в будущем, не знала всех тех страстей и мужчин, а была просто здесь и сейчас, чтобы жить и смеяться.

На короткий миг я слился с ней, с этой малюткой, и улица вдруг заскакала передо мной, взмывая то вверх, то вниз. Смех теперь звучал несколько иначе, ведь я слышал его внутренним ухом, которое все воспринимает по-другому. «Как же здорово, как это все же восхитительно и легко получается!» Мысли Алисы были сейчас настолько воздушны и невесомы, настолько чисты в своей простоте. «А еще у меня будет заколка с колибри, папа обещал, как же это здорово!»

Я мысленно протянул руку к Виктору и увидел, что рука подчинилась и я сжимаю его плечо. Смех затих, сменившись шумом ветра и проезжающих где-то вдалеке машин, и я уронил голову на грудь Виктора, совсем обессилев. Через несколько минут, разбитый на сотни осколков, я рухнул на диван и тут же провалился в беспокойный сон. Ее сон.

Сложно объяснить, но во сне я все равно был Алисой и знал, что она, ее сознание внутри моего разума, понимает это. Она брела по уже знакомым островкам весело и уверенно, но с какой-то грациозной медлительностью. Ангелы на цепях бились над землей, а тянущие вниз цепи обрушивали то одного, то другого, и они начинали все заново. Она, в отличие от уже знакомого мне паренька, подходила к механизму, удерживающему цепи, и отпускала рычаг вниз. Ангел становился свободным от оков механизма, но цепи оставались на запястьях. Она шла дальше, а ангелы кричали ей вслед, умоляли ее вернуться и приковать их вновь, но она не оборачивалась. Тогда ангел, постояв у края провала, падал в пустоту и исчезал в ее черном чреве. Свобода в цепях тяготила больше, чем страх перед временем, страх ожидания свободы.

Сон был одним из тех, когда можно ощутить собственное тело. Такой часто бывает во время сильной простуды или в дороге, когда приходится спать в неудобной позе. Я пошевелил ногой, прислушиваясь к ощущениям. Вот обшивка дивана, шершавая и теплая. Я повернулся на спину и открыл глаза.

Комната осталась прежней. Солнце раскрасило пол пятнами света, пробивавшегося сквозь листву. Ощущение сна исчезло, сменившись абсолютным покоем и чувством некой защищенности. Приподнявшись на локте, я увидел, как Алиса что-то готовит у плиты, умело орудуя ножом и лопаткой с деревянной ручкой.

«Наконец-то», – пронеслось в голове. Устроившись чуть повыше, чтобы было удобнее смотреть на нее, я несколько минут наблюдал за ней. Комнату наполнил аромат теплой карамели и кокосовой стружки, и туда же вплетался запах какао.

Алиса заметила, что я проснулся, и, приветливо улыбнувшись, игриво приподняла мою рубашку, демонстрируя белые лучики трусиков на коже цвета молочного шоколада. «Давно не надевал эту рубашку», – возникла в голове мысль, и в следующий миг Алиса прильнула ко мне карамельными губами, горячими и сладкими. Руки сами обхватили ее талию и принялись сжимать, трогать, мять в каком-то слепом бреду, словно сон вот-вот закончится и Алиса растворится, как туман. «Сон!» – вспыхнуло в мозгу.

Не открывая глаз, я попробовал пошевелить ногой. Получилось. Ткань обшивки дивана, нагретая теплом моего тела, ремень, стягивающий обивку в районе лодыжек, и аромат кофе. Запах такой реальный, такой естественный, что сомнений в его реальности просто не могло быть. Я открыл глаза.