Книга Замуж за Черного Властелина, или Мужики везде одинаковы - Юлия Славачевская

— Не буду.

— А кем будешь? — проявила я любопытство.

— Голосом твоей потерянной где-то совести.

— Не потерянной, а павшей в неравном бою с похмельем и головной болью! И вообще, сами-то что вытворяли? — попыталась защищаться я от несправедливых нападок.

— Нам можно! Мы — мужчины и достоинства своего не уроним!

— Ага, а если и уроним, то сделаем вид, что оно не ваше, — высказала я свою точку зрения.

За что и была безжалостно схвачена и доставлена в ванную комнату для приведения в божеский вид и обретения радости жизни. Радость я обрела незамедлительно. Особенно после водворения под холодный душ. После криков, высказываний и пожеланий Кондрад, пытавшийся втолковать мне порядок завтрашних действий, мысленно плюнул на неблагодарное занятие и, ядовито пожелав прийти к завтрашнему дню в норму, удалился совещаться с моей мамой. Оставшись в гордом одиночестве, я порадовалась и отправилась спать дальше.

Утром меня безжалостно стащили с кровати и, запихав в машину, отвезли в центр красоты. Надо признаться, там все прошло гораздо быстрее и успешнее, чем в мире Кондрада. Главное, безболезненно. Все же современные технологии много значат.

Пройдя, как огневой рубеж, по очереди массажиста, маникюршу, парикмахера и визажиста, я была горда собой и готова к повторному замужеству. Мама, оценив результаты труда множества людей, довольно улыбнулась и сказала:

— Наконец-то я вижу красивую девушку, а не чучело в бесформенных штанах.

Фыркнув и никак не прокомментировав ее замечание, я выплыла наружу и поразила своим внешним видом Дениса в самое сердце. С трудом опознав во мне сестру, он все же сконцентрировался и отвез нас с мамой домой. Настал торжественный момент облачения в свадебное платье.

Признаться честно, платья до сих пор я еще не видела. Мне было как-то все равно, в чем выходить замуж, главное — за кого я выходила. Так что это дело я пустила на самотек, получив заверения Кондрада, мол, все будет хорошо и замечательно.

Оно и было хорошо и замечательно… для музея. Потому что платье это иначе как произведением искусства назвать было нельзя. Пышная пена белоснежных невесомых кружев. Ручная вышивка по тончайшему гипюру серебряной нитью. Мелкий жемчуг, создающий аппликации цветов и бабочек. Да к платью притронуться было страшно, не то что на себя надеты!

Стояли мы с мамой, смотрели на белоснежное великолепие и млели от восторга. Кто-то млел, а кто-то начинал тихо сатанеть. Как я во всем этом вообще ходить смогу? Я же не ангел, крылышек мне природа не подарила и порхать не научила. Придя в себя, мама помогла мне влезть вовнутрь кружевного скафандра и сказала, вытирая слезы умиления:

— Девочка моя, ты такая красивая! Я так за тебя счастлива! Тебе так идет свадебное платье! Как прекрасно, когда девушка в белоснежном платье выходит замуж…

— Еще бы, — раздался под дверью ехидный голос братика Тараса, — так и надо! Это же стандартный цвет бытовой техники!

— Как тебе не стыдно! — высказалась мама. — У единственной сестры свадьба, а ты…

— А я как раз вам тут посылочку от жениха принес, — перебил Тарас мамину лекцию.

— Заберете?

Мама открыла дверь и забрала у изумленного моим преображением брата плоский, обтянутый бархатом ящик внушительных размеров.

— Вот это круто! — высказался Тарас. — Илонка, уважаю! Ради такого мужика можно и пожертвовать любимыми штанами.

Дались им эти штаны!

И только я открыла рот, собираясь донести до окружающих свою свежую и оригинальную мысль, как мама, стоящая над открытым ящиком, с благоговением выдохнула:

— Парюра… полная царская парюра…

Нашу маму довести до такого состояния было сложновато, требовалось что-то из ряда вон выходящее. С нехороши ми предчувствиями я придвинулась к ней и сунула свой любопытный нос в ящик. Мамочки! У кого-то точно отказали мозги и иже с ними! Напрочь! В этом можно выходить из дома только под охраной танковой дивизии, желательно сидя внутри сейфа повышенной секретности!

Нет, я понимаю… у него там можно преспокойно разгуливать в булыжниках ужасающего размера и зашкаливающей стоимости, но здесь-то другие порядки! За маленький камушек в два-три карата могут и уши оторвать и вместе с пальцем отчекрыжить. Кошмар! И все это на мою бедную голову! За что?!

На черном бархате, испуская во все стороны разноцветные лучи, покоилась малая корона с невысокими бриллиантовыми зубцами в виде снежинок. Рядом с ней лежали под стать короне: ожерелье, парные браслеты, эгрет, длинные серьги с подвесками и кольцо.

— Тарас, — мои глаза с трудом оторвались от королевского великолепия, — Кондрад где?

— Должен скоро подъехать, — ответил брат.

Я схватила телефон и нажала необходимые кнопки дрожащими от злости пальцами.

— Да, любимая, — отозвался смертник низким бархатистым голосом.

— Муж!!! — возопила я. — Хочешь стать вдовцом?!

— Откуда у тебя возникли такие мысли? — несказанно удивился ненаглядный.

— Потому что ты мне набор камикадзе прислал! — Мой голос набирал обороты. — Меня в этом по пути в ЗАГС растащат на сувениры… если сразу башку с короной не оторвут! На добрую память, так сказать. Не хочешь жениться — так и скажи! Зачем меня таким экстравагантным способом жизни лишать? Я тебе Мария Стюарт, что ли?

— Ты о парюре? — проявил догадливость настоящий будущий муж.

— О ней! — подтвердила я.

— Тебе не понравилось?

— Мне понравилось, и кому-то еще может понравиться! — завопила я по новой. — И этот «кто-то еще» вполне может учинить экспроприацию, устроив мне в процессе оной летальный исход!

— Илона, — голос мужа стал строже, в нем появилась сталь, — прекрати говорить ерунду! Лучше посмотри в окно! — И отключился.

Ах так! Я подбежала к окну и увидела… миллион белоснежных роз, расставленных вдоль ковровой дорожки, ведущей к белому лимузину. Около которого стоял торжественный Кондрад в черном смокинге, элегантный, как рояль. Не соображая, что делаю, я рванула на себя оконную раму и запулила в него мамин любимый кактус со словами:

— Это тебе до кучи!

Я не попала, а кактус приказал долго жить.

Мама смертельно обиделась и с помощью Тараса оттащила меня от окна. На крики и шум в комнату ввалилась остальная часть семейства. Поднялся настоящий галдеж. Одни возмущались тем, что так нельзя и Кондрад все сделал в лучшем виде от чистого сердца. Другие заступались за меня и выдвигали доводы в защиту.

Моя злость прошла, и я тихо присела в уголочке. Там, вполне комфортно устроившись, я с любопытством наблюдала за привычными семейными разборками, гадая, выйду ли я сегодня замуж. Где меня и нашел ворвавшийся Кондрад. Он присел передо мной на корточки и, взяв мои руки в свои, тихо поинтересовался: