Книга Замуж за Черного Властелина, или Мужики везде одинаковы - Юлия Славачевская

Уже в дверях меня отловил папа и взял с меня клятвенное обещание явиться домой в двенадцать часов. Пришлось скрестить за спиной два пальца и пообещать, надеясь на здоровый и крепкий сон родителя.

А в «Пилигриме» меня уже дожидались девчонки. Сдвинув вместе и оккупировав несколько столиков, мы начали веселиться. Сначала происходило все тихо-мирно: звучали тосты и пожелания, рассказывались сплетни и анекдоты. Но по мере поступления алкоголя в организм веселье стало переходить на другой, качественно новый уровень.

«Водка, водка, огуречик. Вот и спился человечек!» Спиртное постепенно вытеснило разум… У всех…

Все, что произошло потом, в моей голове отложилось смутно и фрагментарно.

…Я, стоящая на барной стойке и распевающая во все горло, дирижируя бутылкой из-под шампанского:

— Губки бантиком, бровки домиком… опять смешала ром с джин-тоником…

…Девчонки, старавшиеся меня оттуда стащить и заклеить рот скотчем. И почему-то забывающие название клейкой ленты и требующие у официантов клейкого бурбона…

…Светка, скачущая в немыслимом танце и с завидной периодичностью садящаяся на шпагат или падающая на руки все тем же несчастным официантам…

…Люда, кричащая в микрофон:

— Да-а-а! Я звезда!

И девчонки, вопившие в ответ:

— Хочешь стать звездой? — залезь на елку!

Куда она и полезла, не приняв в расчет соотношение своего веса и веса пальмы, ошибочно опознанной как елка…

…Хозяин кафе, из последних сил пытавшийся выпроводить разбуянившихся девчонок и вызвавший нам такси…

…Опять я, пристально разглядывающая каждого водителя такси и заявляющая:

— Ик! Мужик, ты мне не нравишься!

Или…

— См-м-отри! Я у т-тебя номера запомнила. — И стукалась лбом, пытаясь рассмотреть номера, почему-то, по моим понятиям, находившиеся сбоку машины. Номера не, находились, и я страшно ругалась на гаишников, позволяющих разъезжать машинам в неодетом виде…

Так что время мы провели весело и с толком.

Домой я попала, когда наши кухонные часы с боем пробили четыре часа утра. В пьяном угаре мне вдруг вспомнилось о строжайшем приказе папы прибыть в часть в двенадцать. Недолго думая я вслух отбарабанила «бом!» восемь раз, загибая пальцы, чтобы не сбиться со счета, и отправилась спать.

Утром в джунгли пришла большая засуха… Как мне было плохо! Нет, не так. Мне! Было! Очень! Плохо! Собравшись с силами, я оторвала гудящую голову от подушки и, пошатываясь и покачиваясь, пошлепала на кухню, влекомая надеждой найти рассол и не дать себе засохнуть.

На кухне обнаружились родители, пришедшие в ужас от моего исключительно скукоженного внешнего вида. Мама молча всучила мне литровую банку с рассолом. Кстати, на столе стояли еще три такие же банки. Значит, отличилась не я одна. Кивнув на стратегический запас, я хрипло спросила:

— Кто уже получил свою дозу?

— Твой муж, — ответила мама. — Хотя ему это и не требовалось. Чувствовал он себя превосходно и уже с утра отправился по делам. Просил тебе передать, дескать, после обеда заедет.

— Угу, — показала я, что эсэмэску получила, и присосалась к банке снова. В это время голос подал папа и сообщил:

— Мать, а ведь нам часы на кухне придется менять.

— Почему?

— Испортились, — пояснил папа, не сводя с меня взгляда. — Представляешь, слышу: «Бом-бом!» четыре раза, мат… «Бом-бом!» еще два раза, ехидное хихиканье, «Дзинь!» и снова протяжный такой «Бом!» четыре раза. Молчание. Голос: «Скоко было-то? А-а-а, ну тогда „Бом!“» и еще два раза «Бом-бом!» После чего раздался жуткий грохот в коридоре, где было «Бом», «Блям» и долгий перечень неприличных высказываний. Так вот я и говорю: испортились часы.

Под папиным укоряющим взглядом я моментально подавилась рассолом и закашлялась. Стало стыдно и пришлось признаваться:

— Э-э-э… Пап, это не часы… я чуточку пошалила.

— Да понял я, понял, — вздохнул папа. — И, правда, совсем чуточку, по сравнению с твоими братьями-оболтусами.

— А что такое? — проявила я законное любопытство, понимая, что трепки не будет, и испытывая чувство облегчения.

— Да так, — вздохнул папа, — сущие пустяки. Они ввалились домой около шести часов утра, распевая во все горло революционные песни и перемежая их похабными частушками. Причем матерные слова они заменяли громким «пип», напоминавшим звук сирены. Кстати, Тарас это проделывал, вися на плече у Кондрада. Сам он был передвигаться не в состоянии.

Представив себе сию картину маслом, я попыталась сдержать хохот. Получалось это у меня с великим трудом.

— Смейся, смейся, — разрешил папа, глядя на меня грустными глазами. — Это еще не все. После исполнения всего известного им репертуара наши обалдуи решили побрататься с твоим женихом, и для этого им зачем-то потребовался тазик и тесак.

Тут я уже заржала во все горло, представляя, как они собрались осуществлять процедуру обретения родства.

— Вот скажи мне, — продолжал папа, — каким местом они думали, когда, не найдя тазика, решили все это осуществить с помощью ванны?

— Надеюсь, они ее не выломали? — выдавила из себя я, задыхаясь от смеха. Проявила немножко волнения: — Где я мыться перед свадьбой буду?

— Не успели, — успокоил меня отец. — Пришлось вмешаться и разогнать их по комнатам, пока чего-нибудь еще не натворили. — Он кивнул на лежащий на столе топорик для рубки мяса, ножовку и надфиль.

— У-у-у! И-и-и! — угорала я, рассматривая джентльменский набор.

— Ты не знаешь, что бы это ругательство могло значить? — вдруг спросил папа, разворачивая смятую бумажку. — «Закономерность возрастания личностной ценности субъекта после получения травматического опыта».

— За одного битого двух небитых дают, — поднапряглась и перевела я на нормальный язык. — Денис отчебучил?

— Да, — кивнул отец. — Когда по шее получил. Я даже записал сразу.

— Пап, я пойду полежу. Ладно?

— Иди, — махнул рукой отец.

Похрюкивая от удовольствия и смакуя рассказ о художествах моих братьев, я уползла к себе, волоча за собой живительный запас жидкости для детоксикации организма, отравленного алкоголем.

Разбудил меня ввалившийся в комнату Кондрад. Он потряс меня за плечи и задал сакраментальный в нашем случае вопрос:

— Ты живая?

— Нет! — заверила его я и закуталась в одеяло поплотнее.

— Я так и знал! — сообщил он и вытащил меня на свет божий.

— Садист!

— Твоими молитвами.

— Отстань!

— Не дождешься!

— Будь человеком!